Никто не знает, что происходит, а у Рамазана я спрашивать не хочу, убеждая себя, что так всё и должно было закончиться. Так правильно, по закону и по совести. Вот только душу гложут сомнения. Мог ли Тагир убить Ахмета? Еще час назад я бы твердо ответила нет. Впрочем, что я знаю о мужчине, которого не видела восемь лет назад?
Сама не замечаю, как проваливаюсь в беспокойный сон, но он у меня на этот раз чуткий, просыпаюсь от каждого шороха, скрипа, всхлипа и завывания ветра за окном. Погода на редкость быстро испортилась, словно соответствуя трагедии, развернувшейся в этом доме.
А утро начинается с женских криков, словно их уводят из дома без их желания.
Подрываюсь, выходя из комнаты, и вижу, как у двери стоят охранники. Горько усмехаюсь. Бдят, чтобы не сбежала. Но всё равно так чувствую себя в большей безопасности.
— Я не поеду без Тагира! — кричит Наиля, вырываясь из рук какого-то бугая в черной форме.
Рядом стоит Динар и руководит этой процессией. Рамазан хмуро стоит у двери и ждет, когда спустится Анель. Она идет сама, руки у нее висят вдоль тела, словно две соломинки. Лицо бледное, осунувшееся, казалось, лишь за одну ночь.
Перизат лежит на полу, без сил глядя в потолок, что-то бормочет. Ее поднимают и выносят на руках из дома, Наилю выталкивают, держа за руки, уже двое крепких парней. Она сопротивляется, цепляясь пальцами за косяк, ей удается ударить одного из парней и извернуться.
Стою сверху, боясь спускаться. Не понимаю, что происходит. В этот момент Рамазан поднимает голову и смотрит исподлобья, хмурится, но молчит, словно права распоряжаться мною у него нет.
И в этот момент взгляд Наили падает на меня.
— Ты! Ты! — извергает она, тыкая в меня пальцем. — Всё это твоя вина, гадина!
Отшатываюсь от той ненависти, что пылает в ее взгляде. Лицо ее искажено неподдельной ненормальной мукой, словно ее сознание искорежено давно и бесповоротно.
Все молчат, замерли. И я сама не раскрываю рта.
— Он любил меня, слышишь, только меня! Вернется ко мне, поняла? Ты больше не встанешь между нами! — сужает глаза, ее грудная часто вздымается, сама она на грани истерики. — Я буду ждать его из тюрьмы! Думаешь, он убил? Нет! Не он! Оба раза! Ты же знаешь, Ясмина, что не он, да? Мой, он мо-о-ой!
И в этот момент опускает глаза, смотрит на застывшую Анель и смеется, запрокидывая головой. Тыкает в нее пальцем, а затем открывает рот, чтобы снова явно сказать очередную мерзость.
— Ты не в себе! — рявкает вдруг Рамазан и затыкает ей рот ладонью. Смотрит на жену: — Анель, быстро на выход.
И та, услышав голос мужа, будто ускоряется, выходит из дома, а следом отец Тагира выталкивает Наилю. А затем выходит и сопровождающая их охрана, оставляя меня словно одну. Сердце гулко колотится, и я быстро преодолеваю ступеньки на первый этаж, чувствуя неладное.
— Что происходит? — спрашиваю у замершего у порога Динара.
Тот замнулся, но всё же ответил:
— Они отбывают на родину.
— А мне что делать? — задаю глупый вопрос, но Тагира нет, так что спросить мне не у кого.
— Скоро подъедет адвокат, Тагир Рамазанович распорядился о вашей охране, они повезут вас в новый дом, где вы и будете жить. Не переживайте ни о чем, — кивнул и вышел, закрывая перед моим носом дверь.
Плетусь на кухню, где серой тенью слоняется Фаина. Сегодня она на редкость молчалива.
— Горе-то какое, — лишь причитает, качая головой, даже слезу пускает. — И что теперь с нами будет…
Ее вопрос остается без моего ответа. Этого я не знаю. Адвокат, о котором говорил начальник охраны, пребывает буквально через полчаса, так что я выхожу в гостиную и устраиваюсь напротив него на диване.
— Госпожа Ясмина, — прокашливается лысый мужик в сером костюме, видно, что он немолод, но еще бодрячком. — По распоряжению господина Тагира на вас переписан дом в центре города, выделено содержание в… Также бизнес по оливковому маслу…
На этих словах вскидываю голову, в шоке слушая распоряжения Юсупова, который успел всё это провернуть до заключения под стражу.
— В случае же рождения вами ребенка в вашу собственность переходит и основной бизнес Тагира Рамазановича… — всё продолжает говорить юрист, а я застываю.
Перевариваю сказанное, пропуская половину чужой речи. Для меня это не главное, но рощи… Это будет важно для моего отца. И пусть я для родителей больше не дочь, но они навсегда останутся в моем сердце.
Меня сразу же отвозят в новый дом. В другой жизни я бы осмотрела его, прошлась и любовно погладила бы каждый угол, но не сейчас.
Что теперь делать? В этом доме я не останусь, но и идти мне больше некуда…
* * *
Двое суток спустя
Неожиданный звонок от тети Зулихи разрезает тишину последних дней. Все молчат, мне не у кого спросить, что происходит. А вопросы про Тагира я заталкиваю глубоко внутрь, не желая бередить раны и пытаться душой оправдать преступника.
— Привет, тетя, — хрипло шепчу.
Впервые улыбаюсь, лишь слыша родной голос.
— Ох, Ясмина. Слухами земля наша полнится, — вздыхает она тяжело, прокашливается. — С тобой всё хорошо?
Я не знаю, что на это сказать. Хорошо ли? Вопрос, на который я сама не знаю ответа.
— Тетя… — всхлипываю, ничего больше не говорю.
Стараюсь часто и глубоко дышать, чтобы прогнать слезы.
— Молчи, девочка моя, — чуть строго, но с теплотой говорит она. — На родине сейчас шум поднялся. Вся правда всплыла, отныне наш род не изгои. Дома Юсуповых и Ахметовых разнесли в щепки, стекла выбили, что-то и вовсе подожгли. Хода им больше нет домой.
При этих словах я должна чувствовать злорадство и удовлетворение, но ощущаю лишь горький привкус справедливости, который не находит отклика в моем сердце. Таковы люди, их мнение меняется с такой скоростью, что они готовы накинуться на любого, где будут доказательства чужой вины. И насколько они правдивы, мало кто задумывается.
— Ты знаешь, — перешла тетя Зулиха на шепот. — В доме Ахмета нашли вещи Малики, даже заколки. Приезжали следователи, расспрашивали тут всех. Я бы и сама поехала, рассказала бы им всё, что знала, но здоровье в последнее время пошаливает.
Тетя давно живет в соседнем городе, недалеко, но в то же время отдельно. Не хотела жить в старом доме после смерти моего брата.
— Я знала, что Аслан не виноват, — шепчу, ощущая, как по щеке скатывается одинокая слезинка.
Наступает тишина. Слышно только наше дыхание.
— Это был твой план, дочка? Родители твои испытают наконец покой.
Я молчу, мне нечего сказать. Всё это воля Аллаха.
— Они отреклись от меня, — прошептала, чувствуя, как в горле встает ком.
