Очнись, Ясмина! Нужно идти к матери и решать вопрос с финансами. Если Тагир говорил правду о какой-то земле, которую хочет выкупить… Если вырученных денег хватит, чтобы спасти отца… Ты сделаешь это, Ясмина… Всё сделаешь, чтобы спасти родную кровь… Вместо той, что не уберег наш собственный род…
Глава 3
Иду домой пешком, нет сил ждать автобус, а затем толпиться внутри набитого битком транспорта с другими людьми. По щекам текут беззвучные слезы, впереди навстречу мне идут по своим делам незнакомые и такие далекие от меня прохожие, но я не вижу их, тяжело дышу и смотрю сквозь них.
Начинает моросить, капля падает мне на губу. Поднимаю голову, гляжу на чистое небо, а после продолжаю свой путь до дома, не замечая ничего вокруг, словно есть только я и дорога.
— Девушка, вы же промокнете, чего не спешите? Так недолго и бронхит подхватить, — врывается в мои мысли женский участливый голос.
Вздрагиваю, смотрю на источник звука. Рядом со мной идет девушка лет тридцати, с добротой вглядывается в мое лицо.
— Что? — переспрашиваю, а затем снова поднимаю голову.
Над нами раскрыт большой зонт, ручку которого держит моя невольная попутчица. Оглядываюсь по сторонам. Сама не заметила, как хлынул бешеный ливень, смывая грязь дорог и пыль зданий. Жаль, что так же нельзя сделать с моей душой, покрытой синяками и ссадинами.
— Ничего… — отвечаю, девушка всё ждет моего ответа. — Ничего… Это к лучшему. Вы идите, я сама дойду.
Делаю попытку ей улыбнуться, но выходит слабо, по ее виду понимаю, что она еще больше проникается моей ситуацией.
— У вас что-то случилось? — спрашивает, но не давит, просто идет рядом, не касается моей кожи.
Я молчу. Как всегда. Мы идем вместе, шаги наши в унисон. Капли яростно барабанят по обивке черного зонта, вторя моей плачущей душе.
— Вы знаете, я ведь синоптик, — вдруг снова заговаривает со мной. — Есть такое редкое явление, когда после бури возникает аномалия “облака на земле”. Чаще в каньонах. Странно, не правда ли?
Просто земля замерзает, а весь теплый воздух поднимается наверх. Но, когда облака заполняют весь каньон, такое случается лишь раз в десять лет. Так и с человеческими жизнями: большая редкость, когда беды одна за другой постигают лишь одного человека. Но любое явление всегда подходит к своему логическому завершению. Таков закон природы.
Ее слова бьют наотмашь, хотя она посторонний мне человек и совсем не в курсе моей плачевной ситуации. Эта аналогия заставляет колотиться мое сердце, барабаня в грудную клетку так, будто сейчас раздробит ее в клочья.
— И сколько держится это явление? — спрашиваю машинально, не могу понять ее хода мыслей.
Даже сама себе ответить не могу, про что конкретно спрашиваю: про облака или про себя.
— Один день, — всё так же улыбается, от нее веет чудачеством, отчего мне становится неуютно и холодно.
— Жаль, что в человеческой жизни нельзя сделать такой же прогноз, — грустно улыбаюсь, на душе от разговора становится чуточку теплее, несмотря на странное ощущение тревоги рядом с незнакомкой. — Природа есть природа, а у людей всё гораздо сложнее. Иногда руку помощи протягивает враг в обличии зверя.
— А разве это важно? Если человек вам предлагает помощь, так ли вам нужно знать о том, кто он? Ведь это не он вам помогает, — загадочно улыбается странная девушка и снова молчит.
— А кто? — разговор становится всё страннее и страннее.
В этот момент мы подходим к подъезду моего дома.
— Прощайте, надеюсь, у вас всё будет хорошо, — девушка не отвечает на вопрос, делает шаг назад, разворачивается и уходит.
Так странно… Откуда она знала, где я живу?
Продолжаю смотреть ей вслед. И вдруг она… Пропадает из поля моего зрения, словно растворяется в образовавшемся тумане, состоявшем словно из облаков. Явление… Раз в десять лет… Бред… По телу проносится озноб, будто сейчас мне был дан знак свыше. Но для чего?
Встряхиваю головой, прогоняя всякую чушь из головы, и захожу в подъезд. Волосы висят сосульками, вода с них стекает за шиворот, холодя кожу. Одежда неприятно липнет к телу, но это меньшее, что меня волнует.
Когда преодолеваю последний лестничный пролет, выглядываю в окно, заинтересовавшись странностью. На улице светло и ясно, словно и не было только что никакого ливня. По позвоночнику проходит ток, а я, отшатнувшись, быстро захожу в дом. Замечаю туфли матери и иду к ней. Нас ждет серьезный разговор.
Маму нахожу на кухне. Она сидит за столом и смотрит в стену. Как неживая. Ее руки ладонями прижаты к красной чашке на столе, в воздухе от чая идет пар. Но она, кажется, не чувствует высокой температуры, отрешенно гипнотизирует одну точку на обоях.
— Как папа? — присаживаюсь на стул по диагонали от нее.
Вздыхаю и кладу руки на стол, смотрю на свои длинные заскорузлые пальцы. Стиральная машинка-полуавтомат сломалась месяц назад, у мамы болит спина, да и не позволила бы я ей горбатиться над тазиком с бельем. На ногтях белые полоски из-за нехватки кальция, на ладонях загрубевшие мозоли.
— Как обычно, — пожимает плечами мама, потирает правой ладонью щеку. — Плохо.
Поднимаю глаза выше и замечаю залегшие темные круги под глазами, обвисшую кожу лица, морщинки вокруг носа и рта. С горечью подмечаю все эти неприятные детали. В ее возрасте нужно иметь гусиные лапки от смеха и довольства, но никак не носогубные складки от горечи.
— Я сегодня видела Тагира, — замираю, ожидая от нее гневного экспрессивного взрыва.
Но, вопреки моим тревожным ожиданиям, она не меняется в лице, лишь вздыхает и переводит на меня взгляд, полный безразличия и усталой изможденности.
— Твой новый начальник? — равнодушный вопрос, требующий такого же ответа.
— Нет, мам, того… Тагира… — чем дальше говорю, тем более хриплым и низким становится мой голос.
Мама медленно поворачивает голову ко мне, пару раз моргает, прогоняя белесый туман перед глазами. А после ее глаза наполняются кровью и слезами.
— Что он снова хотел?! — надрывный хрип.
Ее нижние веки напряжены, рот закрыт, губы сужены в тонкую полоску, а кожа над ними сморщена.
— Снова? — приоткрываю рот, а затем поджимаю их и наклоняюсь ближе. — О чем вы говорите, мама?
В этот момент ее глаза прояснились, зрачки слегка расширились, словно она не собиралась меня просвещать.
— Месяц назад он связывался с твоим отцом, — отводит взгляд в сторону окна, качает головой. — Хотел купить нашу землю, где некогда были наши оливковые рощи.
— Они ведь и так забрали всё, — сглатываю, горло режет, словно наждачкой. — Или… Нет?
Перед глазами всё плывет, дышать тяжело, руки немного трясутся, так что я встаю, наливаю в бокал воду из-под крана. Даже фильтр и тот сломался. Вроде сущие копейки, но каждая на счету.
