— Ты ведь сделаешь все, что они просят, да? — жалобно произносит Лика и я согласно киваю, будто она может меня видеть.
— Да, — опомнившись, уверяю ее в том, в чем сама не уверена и в том, что кажется невыполнимым, потому что Валерка умер.
Молчим.
— Ты где? Где ты сейчас? — в голосе Лики нет и намека на тот тон, которым она всегда разговаривала со мной прежде.
— Я как раз... делаю все, чтобы нам помочь, — наконец нахожу слова, но звучат они жутко фальшиво.
Лика вновь молчит какое-то время и тут я решаюсь задать вопрос:
— Они тебя отпустили, да?
— Да, — новые всхлипы. — Она явно не хочет говорить про своих мучителей, — Но сказали, что следят за каждым шагом. И если я куда-нибудь пойду, ну ты понимаешь... они меня убьют.
В телефоне вновь раздаются рыдания, разрывающие душу на куски. Как же хочу ей помочь, нам помочь, если бы только знать, что мне делать...
— Не плачь, подруга, — говорю преувеличенно бодро, не решаясь спросить самое главное — тронули ли они ее, — Прорвемся!
— Правда? — как же дико для меня слышать такой голос Лики, совсем не похожие на нее интонации, просящие слова и нотки. Как же они издевались, если даже мою, такую боевую подругу смогли довести до мольбы и слез?!
Сволочи! Никогда не думала, что могу ТАК ненавидеть! Эти нелюди, они, они...
— Правда, солнце! Придет время, и мы забудем все как страшный сон, и вновь будем ставить тот красный чайник на плиту и пить сладкий, не по канонам правильного питания, чай. Ты вновь купишь мой любимый багет в булочной на проспекте, а я всю дорогу буду ворчать, что так мы никогда не похудеем.
Говорю, не чувствуя, как крупные слезы катятся по лицу и только солоноватый вкус на губах напоминает мне об этом.
Лика еще какое-то время всхлипывает в трубку, но в конце концов успокаивается и тихо произносит:
— Ты прости меня...
— За что?
— Ну за этого соседа. Я такая дура была, что вообще...
— Да забудь. Разве это все имеет какое-то значение?
* * *
Прощаемся с Ликой тепло и это не может не радовать, потому что та недомолвка, что случилась с нами теперь кажется настолько бессмысленной и глупой, что даже и вспоминать о ней не хочется.
Вновь смотрю на фото Аверкина, перевожу взгляд на Панина, который в обнимку стоит с Валерой. С кого бы начать?
Время довольно позднее. Но я все равно звоню Гоше.
Он долго не берет, но я не могу просто так взять и бросить все. Пусть злится, это такая мелочь в сравнении с тем, что мне грозит.
Наконец берет трубку и едва не рычит:
— Ну чего тебе надобно, Полухина?! Да если бы я знал, с кем связываюсь...
— Подожди, подожди, я еще даже не начала, а ты уже ругаешься...
— Конечно, ***дь ругаюсь! Мне теперь из-за тебя каждый день звонят, спрашивают какого черта я интересовался этим Аверкиным, — шепчет он в трубку, — А еще...
Замолкает вдруг, и я чувствую, как бьется сердце.
— Еще ты влипла во что-то очень поганое.
— Почему ты так решил? — так же тихо спрашиваю я.
— А с того, стерва моя ненаглядная. С того, что вначале ты интересуешься странным типом, связанным с наркотой, который пропал, потом за каким-то хреном сваливаешь в Питер, а уж потом за мной следят какие-то недоумки. Как думаешь, я рад, что ты мне сейчас звонишь?
Молча перевариваю информацию не особо вслушиваясь в его ворчание. Значит этот парень был связан с наркотиками и его фото зачем-то подбросили мне.
— Ты меня вообще слушаешь?! — от размышлений отрывает взвинченный голос бывшего, и я что-то еле-еле лепечу в свое оправдание.
— Ай, да и черт с тобой, достала ты! Я тебя прошу, слышишь, по-человечески прошу — отстань от меня. Мы с тобой расстались?
— Угу.
— Ну вот и скатертью дорога. Прощай. Меня твои проблемы не привлекают от слова совсем.
Из телефона несутся короткие гудки, а я понимаю наконец куда поеду завтра первым делом.
Перед сном пишу сообщение Гоше: «просто дай адрес Аверкина, и я навсегда отстану, обещаю».
И только спустя два часа приходит смс с адресом.
15
Утром первым делом еду к этому Аверкину. Что ждать от поездки не знаю, но на всякий случай готовлюсь врать.
Обычная старая пятиэтажка с жутким подъездом. Дом давно требует капитального ремонта, но всем естественно на это наплевать.
Второй этаж преодолеваю, заслонив нос рукавом кофты, так сильно пахнет кислятиной и кошками.
Дверь почти сразу распахивается — на пороге какой-то седой старик, грубо спрашивает к кому я пришла.
— Мне бы насчет Стаса... поговорить.
Мужик с глупым выражением лица вылупляется, и тут только до меня доходит, что он изрядно пьян.
— Витька, слышь, тут девка какая-то... — кричит куда-то вглубь коридора, — К Стаське грит пришла.
Шаркающие шаги в глубине квартиры. Дверь распахивается во всю ширь, и я вижу еще одного мужчину, того самого Витьку. На вид он моложе первого, но выглядит ничуть не свежее.
— Что надо? — устало облокачивается о косяк, — Вы что ли насчет Стасика?
— Да, я Катя. Сестра Валеры, он дружил с вашим сыном и...в общем долго объяснять. Могу я войти?
Витя отстраняется и пропускает меня в жуткую квартиру, оказавшуюся коммунальной. Вонь в коридоре стоит невообразимая и Витя, заметив мой сморщенный нос, кивает куда-то вглубь.
— Моя комната третья, Стаськина вторая пустая так и стоит. А воняет тут не всегда так. Просто Михалыч бухает вторую неделю, до туалета не всегда добегает и... да чего я, заходите скорее.
Комната Виктора на удивление чистая и довольно уютная. Видно, что здесь приложилась женская рука, вряд ли мужчине придет в голову украшать диван голубыми подушечками в форме сердец.
Заметив мой взгляд, Витя тепло улыбается, но потом будто спохватывается. Взгляд снова становится жестким, губы превращаются в ниточку и он сурово кивает на этот самый диван.
— Садитесь. Что вы хотели?
Теряюсь от такой резкой смены настроения, но все же повинуюсь «приказу».
— Я, собственно, не знаю даже с чего начать... — мямлю в ответ, но он резко перебивает:
— Как всегда. С начала...
Молча разглядываю пол под ногами, старый линолеум в трещинах. Здесь явно не хватает ковра.
— Ну помолчим... — грубо кивает он и я наконец решаюсь.
— У меня был брат... Год назад он погиб, ну так я считала до недавних пор...
