Всего через три дня занятий с Эмери я узнала, что аль-тар переселился в другую часть звездолета, даже на другой ярус, презрев кастовые различия! Ха! Корабль при всей его огромности — это все-таки не планета, а моя сила росла, к восторгу моей наставницы. Если так дальше пойдет, то скоро золотоглазому придется бежать в другую звездную систему или даже Вселенную.
К слову, за эти дни он так и не попался мне на глаза. К его счастью. Потому что я, наконец, взялась за справочник и узнала, кем мне предстояло стать в Золотом доме.
Драгоценной вещью. Придатком к Блистающему. Жемчужиной в ожерелье.
Ох и подавится он той жемчужиной!
Та, в ком проявляются способности аль-дэй, вне зависимости от происхождения девушки, попадала в императорский дворец и воспитывалась (тут уместнее слово «дрессировалась») для особых задач. К счастью, не для постели. Хотя что тут лукавить: со временем все они становились любовницами кого-нибудь из императорской семьи, и почти никто не выходил замуж. Более того: так как бастарды не поощрялись, то аль-дэй чаще всего оставались бездетными.
Это привело к угасанию дара.
Все меньше рождалось уникальных девиц, все дороже они ценились. Утаивание их семьями каралось смертной казнью. Да их и невозможно утаить. Стоило пробудиться более-менее сильному дару, как об обладательнице каким-то чудесным образом узнавал аль-тар, и девочку навсегда изымали из родного дома, оплачивая благами и деньгами. Интересно, моим родителям дракониды заплатили, когда Аррадор меня выкрал?
Саму одаренную осыпали с ног до головы драгоценностями, почестями, ласками. Они приравнивались к полубожествам. А враги называли их не иначе как суками на поводке у аль-таров, своих хозяев. И место аль-дэй было строго в бриллиантовой конуре. Шучу. Кстати, где мои драгоценности? Почему не несут? Золотая конура у меня уже есть.
— И в чем же наша уникальность, если вы все эмпаты? — спросила я у Эмери на первом же занятии.
— О! — ди-дэй возвела к потолку восторженные голубые очи. — Ходят легенды, что вы способны удержать управление тысячами звездолетов! В старых хрониках есть сведения, что аль-дэй вместе со своими аль-тарами управляли космической флотилией на нереальных расстояниях, через всю Галактику, и это не предел вашей силе дара. А еще раньше только аль-дэй могли без оптических фильтров увидеть урргха, взявшего личину драконида. Сейчас мы решили эту проблему, но в древности, когда дар аль-дэй начал ослабевать, урргхи едва не взорвали изнутри нашу империю, и уничтожили пару планет вместе со всеми их жителями. Просто так, для устрашения. Если бы ты знала, как мы их ненавидим!
Она так яростно это сказала, что во мне мгновенно ожила ненависть к репти, и я с трудом ее погасила. Это генетическое. Не мое. Я личность, а не набор днк и рнк.
— Но наша ненависть их не трогает, — погрустнела Эмери, — они бесчувственны и потому неуязвимы, в этом их сила. Мы все могли погибнуть, если б не последние из аль-дэй, которые пожертвовали собой и увели их корабли, а потом уничтожили их иолров, чтобы урргхи не могли вернуться. После того, как сгинули те аль-дэй, у нас долго не рождались одаренные девочки. Так долго, что почти все дракониды забыли о главном даре Предстоящих, но мне запрещено рассказывать тебе о нем.
— Почему?
— Преждевременно, — отрезала Эмери и переключилась на практические тренировки.
— Почему ты назвала аль-дэй Предстоящими?
— Потому что они первыми сумели найти понимание с драконами.
— А разве дракониды… то есть вы — не драконы?
Эмери округлила глаза и расхохоталась:
— Нет, что ты! Нет, конечно. Мы — всадники драконов. Те, кто их оседлал, — и она потянулась и уже знакомым мне жестом погладила золотистую узорчатую стену каюты, как гладят любимую собаку.
— Ты хочешь сказать, что «Стрела» — дракон? — охрипшим от волнения голосом спросила я.
— Была когда-то, — нежно улыбнулась Эмери.
13
Массивный золотой ошейник она принесла на следующее занятие. Кажется, моя неудачная мысленная шутка превращалась в реальность, словно ее кто подслушал.
— Что это? Зачем? — в недоумении оглядела я разложенное на столе ожерелье с каменьями, выложенными полукруглыми рядами. Больше всего оно напоминало нагрудное украшение египетских фараонов.
— Это тебе, часть ритуального украшения аль-дэй.
— Нет. Я это не надену! — и даже руки за спину убрала, чтобы случайно не коснуться.
Эмери взмахнула ресницами и вкрадчиво спросила:
— Как ты думаешь, почему мы носим столько золота? — она провела пальцем по застежке своего комбеза, раскрывая его на ладонь ниже горловой впадины. В прорези засветилось плотное золотое ожерелье, но рядов на нем было меньше, чем на моем подарочном наборе самоцветов.
Я пожала плечами. Откуда мне знать? Да и я мало кого видела из драконидов даже находясь на их корабле. И все, кого я видела были наглухо застегнуты.
— И наши жилища тоже украшены золотом, сколько могут позволить себе их хозяева, — продолжила навигатор. — Потому что, как выяснилось, только золото может и запомнить наши эмоции, и максимально экранировать нас от чужих. Это экран, особенно нужный тем, кто еще не освоил искусство защиты и контроля. Сейчас вам необходим такой экран, аль-дэй. Иначе вам не позволят гулять по звездолету без сопровождения сильного эмпата. Я повторюсь: полностью экранировать ваш потенциал могут всего трое из экипажа. А у каждого из нас есть свои неотложные обязанности, особенно, у аль-тара.
Нет уж, аль-тара нам точно не надо.
Так вот почему тут так обильно покрыты золотом стены кают! Экраны! Что ж, если вспомнить физические свойства, выбор именно этого металла не удивителен. От ультрафиолета и инфракрасного излучения золото точно защищает.
— Это подарок? — спросила я. — Такой дорогой!
— Конечно, подарок! Он ваш без какой-либо оплаты и условий.
— И чей же? Аль-тара?
Эмери, подумав, нерешительно кивнула.
Минутку. Она сказала: запоминает эмоции?
— А внушить эмоции золото может? — прищурилась я.
Драконидка поморщилась.
— Госпожа, это же логично. Эмпат почувствует все, что запечатлено, но если он достаточно сильная личность, то вряд ли поддастся внушению. Мы с детства учимся отделять свои чувства от чужих.
А меня вот плохо учили, если я ненависть к репти воспринимала как собственную. Мгновенно вспомнилось о Габриэле, и сердце екнуло, но я тут же овладела собой. Нельзя. Даже думать о синеглазом и чешуйчатом нельзя! Теперь мне даже малейшую эмоцию надо прятать в таком-то окружении.
Но, как ни была я погружена в самоконтроль, успела заметить, как стены, потолок и пол корабля словно дрогнули, и по золотому узору метнулись блики и погасли.
