Ручей оказался подземным: я его слышала, но не видела, и это довело меня до бешенства. Я даже попыталась ковырять скалу ножом, но, разумеется, ничего не добилась. Жажда стала невыносимой. Я облизала пересохшие губы. Надо было возвращаться. Вдруг меня уже нашел Ярослав?
Конечно, умом я понимала, что за час с небольшим, пока я осматривала пещеру и пыталась расшифровать рисунки, мой брат вряд ли добрался до планеты и разыскал меня, но на сердце стало очень неспокойно, и я заторопилась к выходу почти бегом.
Внезапно в пещере потемнело: огромная тень закрыла выход. Раздался скрежет когтей по камню. Драконы. Попалась. И спрятаться негде!
30
Я пятилась от угольно-черной громады, вползавшей в пещеру, и понимала, что шансов никаких. Вздернутая верхняя губа зверя, ощерившаяся пасть, жуткие, ослепительно белые на черном фоне клыки, величиной с мою руку. И кошмарные глаза, в которых клубилось рваное черно-оранжевое пламя. С пасти тоже срывались клубы удушающего дыма. Я закашлялась и второй раз пожалела о потерянном шлеме. Надо будет сказать Аррадору, если когда-нибудь увижу, что в конструкции скафандра явная лажа.
Дракон утробно зарычал.
Я уткнулась ногами в твердое препятствие. Камень-жертвенник. Сейчас он меня тут и сожрет на тарелочке. Может, драконы тут совсем не дикари, и добычу предпочитают кушать с тарелки, хорошо прожаренную.
Эх… а я даже инициацию еще не прошла, не узнала, каково это — чувствовать в своем сердце целый мир, и в то же время быть его дыханием, его пальцами, его глазами. Видеть его тайные струны, трогать их душой, и быть такой струной, вплетая свою мелодию в звучание Вселенной. Открывать тайные тропы, мгновенно пронзающие пространство. Или даже время…
О, тогда бы я не отвергла Габриэля. Тогда я сама поцеловала бы его, назвала своим дыханием, сердцем, душой. И пусть он чешуйчатый в истинном теле, разве это важно, если мы в человеческих телах совместимы? И разве не любовь ведьмы дает им крылья?
Я отползала от дракона, пока огромная лапа с грохотом не опустилась на жертвенник, взяв меня в клетку из черных когтей. Не раздавила. Но мое сердце так сильно билось, а ребра ходили ходуном, что я чувствовала грудью холодную и твердую как сталь кожу на лапе зверя.
Он склонил морду, принюхиваясь. Оранжевые отблески из глаз медленно исчезали, и на меня смотрела первозданная кромешная тьма.
Так пристально, словно хотела что-то сказать, так пронзительно, будто пыталась проникнуть в мою душу.
«Пожалуйста, не надо, не ешь меня! Я несъедобная! Ядовитая! Фу! Поди прочь!» — мысленно сказала я.
Зверь моргнул и, не выпуская меня из клетки когтей, грузно опустился рядом с жертвенным камнем и обвернул его собой и хвостом, уложив голову на вторую лапу и отвернув ее так, чтобы дымок из ноздрей сочился в сторону.
Я осторожно выдохнула. Значит, он не голоден. Решил приберечь пищу на обед. Да я тут сама скоро умру от жажды и голода! Попробую подождать, когда зверь уснет. У меня есть лазерный нож, и я отлично знаю уязвимые места у животных, похожих строением на земных. Нужно бить в глаза, чтобы выжечь мозг.
Дракон тяжко вздохнул и так отвернул голову, что мне стал виден загривок. На нем что-то блеснуло золотом. Ожерелье? Это чудовище обокрало мертвого Чароита?
И тут наполовину развернулось прижатое к телу крыло.
Нет, все-таки иногда я бываю непроходимо… заторможенной, — обругала я сама себя, заметив мной же наложенные швы на коже крыла и фиолетовые искры, мерцавшие на черной чешуе.
— Чароит, миленький! Живой! — прошептала я, едва не заплакав от облегчения.
* * *
Аррадор освоился с новым состоянием не слишком быстро: как оказалось, при отсутствии тела разум терял ориентацию не только в пространстве, но и во времени. И лишь побратимы по триумию не дали ему потеряться в самопогружении.
«Аль-ар, ты что, уснул? — забеспокоился Сариан. — Аррадор!».
«Тут я».
«Где именно тут? — вклинился в беседу Кайрен. — Тебе необходимо создать себе астральное тело, Ар. Иначе ты можешь и не заметить, как лишишься всяческого существования. Если ты не мыслишь, то и не существуешь. Чувства, или воспоминания о них, дадут тебе якорь».
Последними воспоминаниями была чудовищная боль от рвущихся связей и тоска по аль-дэй, но это не те чувства, которые Аррадор хотел бы испытать снова.
Впрочем, долго ему искать якорь не пришлось, потому как в ближайший час его основным якорем стало чувство небывалого изумления.
А все началось с того, что аль-тар решил рискнуть и отлепиться от сознания побратимов, застрявших вместе с телами в заблокированных кем-то (вероятно, взбесившимся или заболевшим иолром) помещениях. Только так можно было исследовать корабль и найти причину болезни. А там уже по обстоятельствам.
Дежурная команда оказалась заперта по отсекам. Такое ощущение, что замки заклинило разом по всему кораблю, словно где-то был пробой, и сработал механизм, обеспечивающий герметичность. Больше всего повезло Кайрену: он и почти вся дежурная команда, за исключением одного механика, оказались в кубрике, рядом с едой. Хуже пришлось капитану и его ди-дэй — в рубке, как и во всех изолированных помещениях, был небольшой аварийный запас сухарей и воды, но никто не мог сказать, сколько продлится заключение.
Но больше всего опасений вызывали камеры стазиса с землянами и основным экипажем, спавшим во время гиперпрыжка. И судьба механика, следившего в момент непонятной аварии за состоянием двигателей — он мог рассчитывать только на аварийный запас скафандра. На розыски механика и отправился Аррадор, решив заглянуть по пути и в медотсек.
Картина его поначалу порадовала: все саркофаги работали, красных огоньков сбоя нигде не мерцало… кроме одного отсека. Стекло анабиозной камеры почернело, и Аррадор не мог с первого взгляда определить, есть кто под треснувшей крышкой или нет. Впрочем, возможности его ментального тела позволяли проникнуть вглубь камеры. И понять, что она пуста.
Если бы у аль-тара было сердце, оно бы болезненно сжалось в тот миг, когда он увидел руны на прикрепленной к камере бирке. Там значилось «Ярослав Пасный, планета Земля».
Но куда делось тело?
Аррадор удвоил внимание. Жаль, что его созданное наспех астрально-ментальное тело не могло разом охватить весь корабль, потому что драконид опирался только на собственные воспоминания о самом себе, и сейчас представлял собой какое-то подобие светящейся субстанции, имеющей очертания человека в скафандре и передвигался он с той же небольшой скоростью. Правда, в отличие от физического тела, перемещаться он мог свободно сквозь любые препятствия.
Потерянного пассажира он обнаружил на механико-технологическом ярусе, куда доступ чужакам был категорически запрещен.
Но сначала Аррадор уловил мощную вибрацию, потрясавшую корабельные перегородки и с трудом опознанную им как голоса, принадлежавшие трем особям мужского пола.
