Встряхнулась. Мозг пронзила яркая вспышка: Где мой сын? Мой Илюша?!
Резко соскочила на ноги. И тут же упала обратно на скамейку, как подкошенная. Напрягла мозги, что было очень нервозно и болезненно, вспоминая, что произошло.
Вспомнила все ужасные события, связанные с похищением моего малыша. И последнее, то как я рухнула на пол в кабинете. Похоже, потом они что- то мне вкололи. И привезли обратно в город. Бросили здесь… на скамейке.
Наверное, надо было радоваться. Могли бросить где – нибудь в лесополосе вдоль дороги, где были бы большие шансы замерзнуть насмерть на промозглой мокрой земле. А так…
Но радоваться не получалось. Жгучая боль разрывала душу и тело. Вонзала удары в самое сердце. Я ощущало жар, электрические импульсы, пронизывающие вдоль позвоночника и табуны мерзких мурашек, носящихся по моей спине. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас пробьёт грудную клетку и выкатится к моим ногам.
Состояние истерики, паники, паранойи…
Хотелось кричать во всё горло. Звать свою кроху. Будто он услышит. Будто он отзовётся на мой крик, мои мольбы. Сыночек мой единственный!
Но я сидела как каменная. И глаза мои были сухи. Словно у меня не было больше сил и слёз плакать, взывать, молиться. Где - то на самом краю моего сознания мелькнула мысль: Это последствия стресса и вколотого препарата.
Непринятие неверие в свершившееся!
Но время идёт. Нельзя так просто сидеть.
Надо что – то делать, пока не поздно. Пока мой ребёнок ещё в пригороде в этом ужасном каменном сером особняке. Его могут увезти оттуда в любую минуту.
Нельзя медлить ни секунды!
Я ощупала свои карманы. Ни мобильника, ни денег. Надо добраться до таксофона. Попросить у кого –нибудь жетон на звонок мужу. Хотя этот бездушный тип с глазами цвета стали сказал, что Антон с ними заодно.
Возможно, он солгал. Скорее всего. В любом случае, надо звонить в полицию.
Вот едет мальчик на велосипеде. Надо его остановить.
- Мальчик! – окликаю я.
- Вы мне, мэм? – вежливо спрашивает светловолосый мальчуган лет десяти.
- Да, милый! - поспешно говорю я, боясь, что он может уехать. – Я попала в беду. У меня украли сына, - Он смотрит на меня как на умалишённую. Почему он мне не верит? О-о! у меня трясутся руки, ноги не держат. Язык еле ворочается. Это его настораживает. – Мне нужно позвонить.
- Вон, там за углом есть таксофон, - неопределенно машет пацан, и быстро уезжает. У меня тремор рук. Глядя на это, он решил, что я пьяная?
Понятно. Последствия от укола. Всё предусмотрели, гады!
Выходит, полиция тоже может решить, что я неадекватная.
Я неадекватная и есть. Я просто схожу с ума!
Надо звонить домработнице Клавдии. Она мне поможет, подскажет, что делают в такой ситуации в этой стране.
Я поднимаюсь и на дрожащих ногах плетусь к углу дома, за которым предположительно есть таксофон. Иду, останавливаясь и затравленно озираясь по сторонам, ведь мне нужен жетон.
- Мадам, у вас не найдётся жетона для звонка? – спрашиваю я седую аккуратную бабулю. – Меня ограбили… Мне надо позвонить домой.
Она жалостливо смотрит на меня, роется в своей сумочке и вручает мне жетон.
- Большое спасибо! – натужно улыбаюсь я. Но она тоже как – то уж очень быстро для своих лет удаляется от меня.
Неужели я так плохо выгляжу?
- Алло. Я вас слушаю, - слышу голос домработницы.
- Клавдия, у меня… похитили сына, - лепечу я в трубку.
- Где вы находитесь, госпожа Майя? Мы тут все вас разыскиваем во главе с вашим супругом - господином Мелеховым…
Моё сердце пропускает удар. Я замираю.
Тем ли людям я звоню, кто окажет мне помощь в поиске сына?
Но в том – то и ирония судьбы, что других людей, к кому бы я могла обратиться за помощью, здесь в чужой стране у меня нет.
Глава 48
- Майя! Как ты могла поверить в такую чудовищную ложь?! – муж сузил глаза, смотрит на меня с подозрением и обидой, будто что-то неладно это со мной. А он мягкий и пушистый. Старается помочь мне всеми силами. А я не только не ценю этого, но ещё и подозреваю его во всех смертных грехах.
Повисает напряжённая пауза.
Конечно, воздействие укола ещё продолжается, но не настолько, чтобы я не помнила, что произошло. Просто физически выгляжу так себе. После проливного дождя, под который я попала. Стресса, в котором пребываю до сих пор. А главное, таинственного психотропного препарата, который мне вкололи. Веду себя слегка заторможено. А может и не слегка. Ведь почему-то все от меня шарахались на улице.
Наверняка я знаю только одно – моего ребёнка похитили!
- Он сказал, что ты продал им Илюшу… и получил от них большую сумму денег, – медленно повторяю я как в бреду. – Это правда, Антон? Ты мог так с нами поступить?
- Майя! Ты сама себя слышишь? Ну, что ты такое говоришь? - Антон нервозно мерит кухню шагами. - Я поднял всю полицию города на ваши поиски! В сквере нашли только пустую коляску. И испорченный залитый водой твой мобильник. Никто не видел, куда вы пропали. Нет ни одного свидетеля!
Я сижу на стуле, схватившись за голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Около меня суетится Клавдия.
- Выпейте успокоительное, госпожа Майя, - уговаривает она меня.
- Нет! – нервозно выпаливаю я. – Никаких лекарств! Дай мне просто воды.
Она подала мне стакан воды, я жадно осушила его. Но легче мне не стало. Я внутренне сжимаюсь, теряя всякую надежду на то, чтобы вернуть своего сыночка. Антон суетится, ходит из стороны в сторону. Временами останавливается прямо передо мной и смотрит на меня в упор. Но я не чувствую его. Не чувствую, чтобы он страдал также как и я от того, что мы потеряли Илюшу.
Если бы у меня были силы, я бы ненавидела мужа. Но я не могу позволить это себе. Ведь он единственный человек здесь, который на моей стороне. Возможно… на моей.
О боже! Как дальше с ним жить с такими подозрениями?
Антон, будто слышит мои мысли. Он остановился напротив меня, поднял двумя пальцами мой подбородок, запрокинул голову.
- Майя, посмотри на меня! Разве я способен причинить вред тебе или нашему сыну?
- Не знаю... Я теперь ничего не знаю, - бормочу я, как пьяная.
- Но ты же знаешь, как я относился к Илье! – с мольбой взывает муж ко мне. Как по ночам к нему вставал, когда он плакал. Носил его на руках, убаюкивал. Называл милыми нежными словами. Как бы я мог так поступить с ним? С тобой?!
Пусть он говорит. Я буду его слушать. Может, он сумеет меня убедить? И я ему поверю. Поверю, что не одна я осталась со своим горем.
