— Алиска!!!
Я обернулась. Из тайги на узкую тропу выбежал высокий худощавый мужчина в белой рубахе и классических чёрных брюках. Даже сквозь пелену дождя, я узнала своего брата Егора.
— Вот она! — крикнул Егор и за его спиной появился мой папа и около десятка незнакомых мужчин.
— Папа! — закричала я и со всех ног побежала навстречу к отцу.
Он раскинул руки в стороны, и я влетела в его объятия, запрыгнула на отца с ногами, с силой вцепившись в него. Меня пробивала дрожь, меня колотила истерика, но я боялась отпустить папу.
Мою болезнь, как рукой сняло. Я не боялась прикосновений, а стала в них нуждаться. В голове произошло чёткое разделение всего мира на своих и чужих. Так вот папа был самым близким мне человеком, а самый любимый у меня не человек вовсе.
Через папино плечо я смотрела на Егора. Он очень похож на отца. Прямо один в один с такими же тёмными кругами под глазами, такой же прямой нос и широкие брови. Только очень худой и бледный.
— Как выросла, — сорвалось с его губ, он заворожённо смотрел на меня.
Это звучало, как угроза, и отец решил меня вынести из леса.
Я ничего не могла сделать. Я совсем ослабла, а к разрушенному дому подходили вооружённые люди.
6
Комната на первом этаже. Небольшая, но с большим окном, выходящим в сад. Обои поклеены, как мама любит — светлые с узорами. Люстра старинная под деревянным потолком. Шкаф-купе с зеркалами.
Я спала сегодня с родителями. У стенки, закутанная в одела и подушки, потому что мёрзла всё время и плакала. Кто-то скажет, что в девятнадцать с мамочкой не спят, папочку на край кровати не выгоняют. Но это не обо мне.
Жамевю — обратное по смыслу слову дежавю. Ощущение, что ты впервые оказываешься в этой привычной обстановке.
Мой мир не будет прежним. Пропала моя боязнь прикосновений, но жить, как раньше я не стану. Что-то совсем новое входило в мой быт. Я не хотела находиться здесь, меня манило в лес. Там моё место, рядом с мужчиной защитившим меня. Никто мне не нужен из людей. Мне без оборотня тоскливо, одиноко. И я всё время мёрзну. И беспокоюсь. У него всё тело изранено. Я приложила руку к правому боку. Вот здесь у него болит. И бедро правое повреждено.
Откуда я знаю?
Откуда я знаю!
Но мне надо к нему. Потому что он ждёт. Я ему нужна.
Рано утром пришла женщина-полицейский и разговаривала с моей мамой.
Я сидела, скрестив ноги на широкой кровати, лицом к стене. В одной сорочке, закуталась в толстое одеяло с головой. Отвоевать возвращение в этот дом, у меня получилось. Папа не отвёз меня в городскую больницу, теперь оставалось улизнуть из дома, чтобы пойти в лес и найти своего защитника. Но меня не выпускали и пытались напичкать валерьянкой.
В том страшном доме, в тайге был обнаружен труп мужчины. По словам следователя, у маньяка был проломлен череп, потому что обрушилась балка и задавила моего насильника. В доме было обнаружено ещё два трупа. Пропавшие девушки. Одна пропала поздним летом, другая этой весной. Никаких волков не было.
Потому что Дый выжил и убежал.
— Тебе плохо? — спросила мама.
— Вам в больницу надо, — сказала женщина-полицейский.
— Нет, — строго заявила я. — Я здесь останусь.
Женщина попросила подписать бумаги и сообщила, когда нужно будет приехать в отделение полиции.
Как только они ушли, я в сорочке на тонких лямках скинула одеяло и рванула к окну. С ногами залезла на подоконник и проскользнула между открытых створок, спрыгнула в траву.
Он нужен мне!
А я ему!
***
Стараясь остаться незамеченной, я прошмыгнула мимо гамака, на котором спала поддатая Милена, и вдоль забора стала пробираться к дальней калитке.
Только её открыла и на деда наткнулась. Того самого — рыбака. Он нахмурился, разглядев, в каком виде я бегаю. Было достаточно прохладно и опять серело свинцовое небо над головой, собирались тёмные тучи.
— Видел я его три раза, — сказал он, мне пропуская за забор.
— Кого? — обхватила себя руками от холода.
— Оборотня, — спокойно ответил дед, глядя вдаль своими серо-голубыми глазами. — Гулял с коляской. Тебе тогда восемь месяцев было. К лесу по дороге дошёл, чтобы грибов собрать. Обернулся, а он морду огромную к тебе в пелёнки сунул. Ох, я штаны обмочил! Так орал! Бросился на него, а он вроде не вредить приходил.
— Восемь месяцев? — я даже согрелась от такого рассказа. Ошарашенно уставилась на деда. — Один раз приходил?
— Помнишь, катер перевернулся? — он снял свою клетчатую рубаху, остался в полосатой, матросской майке.
— Смутно, мне пять лет было, — приняла я рубаху и застегнула пуговки. Тепло стало в его одежде.
— Так это не я тебя из воды вытащил, а он.
Я опустила голову и пошла в лес.
— Алиса! Подумай, — обеспокоенно крикнул вслед дедушка.
— Он мне жизнь спас! Это он маньяка убил! — ответила я и голыми ногами, не чувствуя холода, сырости и уколов веток, побежала к перелеску.
Мне было восемь месяцев? А ему тогда сколько?
Сколько тебе лет, Дый?!
И мрак спускался на землю, и воздух пропитывался влагой. Природа притаилась перед грозой. В момент, когда я достигла леса, яркая молния, разорвала небосклон, на мгновение осветив мир.
Во время грозы хищники спят. Где спит мой волк, я не знала. Вбежала по дороге в тайгу. Грянул гром. Стал накрапывать дождь. Я свернула на тропу, и, оказавшись под сенью еловых лап, не намокла под дождём.
— Волк! — крикнула я, не выходя к пустому пню, чтобы не замочить одежду. Стала огибать опушку под ёлками. Чувствовала, как мягок белый мох ягель под моими ступнями.
Не мог зверь просто лежать где-то здесь. Я со всех ног кинулась дальше, мимо пня, ближе к скалам, где собирала землянику.
Скалы терялись в лесу. Их было достаточно сложно найти. Особенно, когда дождь сплошной стеной полил. И когда я вышла к мокрым камням, то стала искать местечко, где можно было укрыться. В скалах не было пещер, но были подобия навесов. Кругом росли сосны, и даже на камнях, пытаясь своими ветвистыми корнями зацепиться за твердь. Из земли торчали валуны в рост человека. Обогнув их, я пошла по памяти к тому месту, где между землёй и высокой скалой было углубление. Туда, промокшая до нитки, я залезла и руками почти сразу уткнулась в мягкую сухую шерсть.
— Ты жив? — обрадовалась я, рассматривая больного волка. — Ты как?
А он не волк вовсе! И хотя весь меховой, с хвостом и гребнем по спине — он был человек. Руки, и теперь ноги лохматые.
Я пролезла дальше, чтобы заглянуть в его лицо. В полный рост под скалой не встать, но сидеть я могла спокойно.
