Больше ничего — свободное пространство.
Пришла обиженная Лиза с красными от слёз глазами. Она хорошая, это мама у неё дура. Надо наряжать ребёнка в дорогое белое платье, зная, что едем в деревню.
Теперь девочка сидела на краю моей кровати, сложив ручки на груди. Насупилась.
Мы все, как под копирку, даже не кровные родственники так собрались, что не отличишь, кто папа, а кто дядя. Тёмные шатены с серо-голубыми глазами.
— Я с тобой буду спать, — буркнула Лизонька.
— Спи, — улыбнулась я, закидывая свои вещи на полки шкафа.
Надела серую футболку с длинным рукавом и спортивные штаны. Помогать женщинам продукты раскладывать и уборку делать я точно не буду. Только мешаться. Так что завалились мы с Лизкой на кровать и стали играть в игру на моём планшете.
— Лиза, — раздалось на весь третий этаж.
— Не хочу её, хочу к папе, — пожаловался мне ребёнок.
Сестра появилась в дверном проёме. Она потеряла свою фигуру к двадцати семи годам, заплыла. Постоянные разборки с бывшим мужем отобразились на когда-то миловидном лице, и оно всё время имело злую гримасу.
— Алиска! Ты рехнулась?! Ребёнка моего на сквозняке держишь, — зло рычала она, подходя к кровати.
— На бывшего поори, а мне твои закидоны не нужны, — огрызнулась я.
Милена специально проехалась ладонью по моему лицу, как бы я не уворачивалась. Она меня не ударила, но эффект был такой же. Я откинула её ногами, ударив в живот.
— Ко мне нельзя прикасаться! — я соскочила с кровати.
Она грубо схватила Лизу и потащила за собой.
— Егору об этом не забудь сказать, — злорадно кинула мне сестра. — Он скоро приехать должен, мириться будем.
— Что? — шорохом сорвалось с моих губ.
Егор мне не брат. Он — враг. Как они могли пригласить его обратно в семью?
Я не собиралась с мамой и бабками говорить на эту тему. Они все Егорушку жалели. Связался мальчик тридцать лет не с той компанией.
Я бежала к отцу.
Он с трудом оторвался от своего триммера. Поляну уже освободили, и они передвигались с дядькой и двумя дедами за дом в сад.
Папа у меня высокий, седой с тёмно-серыми глазами и красивыми морщинами на лице. Он снял жёлтые наушники, чтобы выслушать меня. А я стояла, смотрела на него и не могла слова произнести от навалившейся обиды и страха.
— Как ты мог? — пискнула. — Я в город уеду.
— Он ненадолго, — папа спрятал от меня взгляд. — Мать просила… можешь не общаться.
— Ты ни во что меня не ставишь?
— Глупости не говори, — он надел обратно наушники и принялся дальше косить свою поляну.
Я забежала по лестнице на веранду и схватила небольшую круглую корзину. Мне нужно было отдалиться от людей, чтобы пережить ужасную новость.
— Алиса! — крикнула мне в спину мама. — Ты куда?!
— За грибами! — ответила я.
— Какие грибы в начале лета.
— За земляникой! — ответила, убегая к дальней калитке.
— За земляникой с баночкой ходят!
***
Много солнца. Зажгло мои щёки городские и бледные. Ветер окутывал и забирался под широкую футболку, выбивая пряди из небрежной причёски.
Я уеду.
Я взрослая и не надо мной так управлять и делать со мной всякие насильственные вещи, типа общения с подонком Егором.
Граница между лесом и полем была настолько ощутима, что я даже немного замёрзла попав в тень деревьев. Они к старой дороге подошли вплотную, при этом лиственным растениям почти не оставалось места, как только расти посередине колеи, пробиваясь тонкими стволами к небу, пока не забили сосны и ёлки.
Давно я в лесу не была. Жутковато после года житья в городе. Здесь можно встретить диких животных. Но я надеялась, что как в прошлом году, смогу спокойно добраться до скал. А у скал просто ковром эта земляника раскинулась, и ягоды даже не прячутся.
Я прошла по дороге, прислушиваясь к шорохам.
А если медведь?
Нет, медведь не нападёт… Или нападёт? А если рысь сверху упадёт?
Что-то я совсем несмелая стала. Раньше даже не задумывалась об этом.
С основной дороги свернула в сторону. В этом году здесь никто не ходил. По колее ездили, по сломанным берёзкам видно, а по старинным тропкам не ходили. Хотя у наших соседей тоже семьи ого-го, человек пятнадцать разом приезжает.
Ветви деревьев так плотно сплетались между собой, что почти не пропускали на землю солнечные лучи, и в таких местах трава не росла, только мхи и кусты.
Где-то пели птицы. Шумели на ветру кроны деревьев высоко надо мной, а я переступала поросшие мхом коряги и торчащие из земли извилистые корни.
От чистоты воздуха и забытых запахов почему-то клонило в сон и наваливалась усталость.
До скал я так и не дошла. Увидела старый пень. Лет пять назад здесь мои деды сосну старую спилили и утащили на дрова. Поэтому я так хорошо знаю это место. Они пилили, я круги наяривала.
До пня осталось шагов десять. Пень невысокий, широкий и уже тёмный.
Это неописуемое мгновение. Момент, когда понимаешь, что вляпалась. Такое ясное различие: «до» и «после». Как с поля в лес зайти. Как здороваться со знакомыми старшего брата, а потом пытаться прикрыть наготу, потому что сорваны одежды в одну секунду. Когда ты жила спокойно и ни о чём серьёзном не задумывалась, и неожиданно вся жизнь переворачивается, меняется до неузнаваемости.
Вначале я услышала шорох, потом движение впереди. Оно было еле заметным, я не смогла рассмотреть, что это было. Похоже, крупный зверь, но двигался он так быстро, что ни цвет, ни форму я не уловила.
Раз!
На пень взлетело существо и возвысилось надо мной. Оно было достаточно юрким и гибким, несмотря на приличные габариты. За пнём я его даже не рассмотрела.
Из рук выпала корзинка, из орбит чуть не выпали глаза.
Я такого никогда не видела!
Что это?!
Оно было…
Оно вроде было человеком, потому что были широкие мужские плечи, покрытые светло-серым пушком. Руки тоже похожи на человеческие, но пальцы какие-то длинные, костлявые и с серо-жёлтыми когтями. Руки сложило существо вместе, оперившись на пень и раздвинуло задние конечности — мохнатые волчьи лапы. Оно виляло большим пушистым хвостом, он появлялся то с одной стороны пня, то с другой.
Но больше всего меня поразило не то лицо, не то морда. Вытянутый череп с длинным узким носом. Были губы, самые настоящие человеческие. Но рот походил больше на пасть, судя по всему, у существа должны были быть клыки, для чего-то такое строение предусмотрено. По двум сторонам от носа тянулись меховые дорожки и перерастали в мохнатые брови, что улетали к вытянутым ушам, которые, как у собаки, неожиданно повернулись в мою сторону.
