— Если вы боитесь, что я потесню вас, можете не переживать: то, что король и королева живут в разных покоях — стандартная и распространенная практика, так что не думайте по этому поводу. Да, на время я поселюсь в личных покоях, но дело в другом. Для наших гостей придется сыграть, причем убедительно, что наш брак самый настоящий и обычный. Они не должны понять, что у меня есть слабость…
— Не хотите, чтобы они узнали про Ванессу, или сыграли на наших с вами неоднозначных отношениях, используя уже меня? — фыркнула я. Мужчина промолчал, но ответ я поняла: все и сразу. — Хорошо, я приму это к сведению, — спокойно согласилась. — Но вы ведь понимаете, что они все равно все узнают? Придворные не умеют держать язык за зубами. А при определенных обстоятельствах, когда хорошо попросишь, их и вовсе не заткнешь.
— Это я понимаю, но хочу, чтобы сплетни были не подкреплены фактами и надеюсь на вашу поддержку. Я могу на вас рассчитывать, Виктория? — выразительно понизив голос, задал он вопрос.
— Естественно, — уверенно кивнула я. — С некоторых пор мы с вами — в одной лодке. И топить ее я точно не собираюсь.
Кажется, мужчине мой ответ понравился, и он слегка расслабился. Но после Костас сделал шаг в мою сторону, заставив меня вновь отступить, а его замереть, после того, как он увидел мою реакцию.
— Я могу идти? — справившись с эмоциями и спрятав их за маской любезности, спросила я, храбро посмотрев в лицо супруга.
— Позволите проводить? Ваша нога все еще беспокоит вас, Виктория, не так ли? — сухо спросил Костас, скрыв собственное разочарование.
— Не стоит. Как вы помните, Костас, я люблю одиночество и умею ценить эти моменты, — улыбнулась я и развернулась, чтобы покинуть малый кабинет супруга.
— Мне казалось, одиночество удручает, — донеслось мне в спину, заставив меня замереть.
— Порой, только в одиночестве и можно найти утешение, — тихо отозвалась я, едва повернув голову, а после, не ожидая ответа, вышла за дверь.
Дорогие друзья, хочу напомнить, что лучшая благодарность читателя — это ваш отклик: лайк, подписка, комментарий под произведением. Всем счастливо, искренне ваша, Марина Орлова!
Глава 16
Двигаясь по пустынному коридору, я отчаянно сдерживалась, чтобы не перейти на бег, одновременно досадуя, что из-за поврежденной ноги не могу идти достаточно быстро. Сердце билось где-то в горле, а тело сковывал страх и паника, ведь взгляд, которым меня проводил король был более, чем выразительным. Обмануться было невозможным. Теперь я это точно понимала.
Я боялась обернуться и увидеть преследование, хотя нисколько не сомневалось, что оно было: уверенные, быстрые шаги эхом разносились по коридору, достигая меня и становясь все громче и отчетливее, подсказывая, что убежать мне не удастся.
Может быть, не разозли я его, сейчас этой погони не было бы. Быть может, согласись я на его предложение проводить, он не посчитал бы это оскорблением. Возможно, если бы я не оставила за собой последнее слово, этой гонки можно было бы избежать. Но главное, сбавь я сейчас скорость, вместо того, чтобы продолжать убегать от него, в нем бы не проснулся охотничий азарт.
Я это понимала, но страх все гнал и гнал меня вперед, в безнадежной попытке скрыться.
Сейчас я вновь отчетливо представила охотника и бедную косулю, которая отчаянно пытается убежать, несмотря на то, что уже оказалась в ловушке. И этой косулей была я, загоняемая опытным охотником.
Меня почти парализовало от нового витка паники, когда на локте сомкнулись сильные пальцы, не уступающие по цепкости капкану, и сейчас я отчетливо поняла, что попалась. Почти реальная ассоциация с лязг железных челюстей прозвенел в ушах, крадя дыхание, а меня насильно утянули в сторону, затаскивая в первую попавшуюся дверь и не обращая внимая на мои бессмысленные попытки скинуть с себя чужую руку.
Оглушающе громко, как мне показалось, закрылась дверь, а после повернулся замок, отрезая меня от возможности сбежать. Обреченно осмотрелась, поняв, что король затащил меня в один из пустующих кабинетов, а после посмотрела на мужчину, который угрожающе медленно обернулся ко мне. И от взгляда выразительных голубых глаз, которые сейчас были черны от возбуждения, ассоциация себя с дичью лишь укреплялась, заставив меня отступить. Но на один мой шаг пришлось три широких шага длинных мускулистых ног, которые с легкостью настигли меня, не позволив более сбежать.
Хищник не хотел даже играть со своей добычей. Он напал. Но не убил…
Сжимая меня в стальных объятьях, прижимая меня спиной к тяжелому, дубовому столу, король зафиксировал мое тело и принялся лихорадочно покрывать мое лицо суматошными, клеймящими поцелуями, не слушая ни просьб остановиться, ни возражений…
Кажется, на это мгновение Костас был глух ко всему, кроме своего желания, которое считал непогрешимым и самым важным. И этим желанием была я. Хотела я того, или нет. Его это не интересовало. Хищник поймал свою добычу и собирался воспользоваться своим правом сильнейшего.
А я… а я снова была жертвой, которая безрезультатно пыталась отвернуть лицо, что постоянно поворачивали назад, и каждый мой удар — был ничтожным. Настолько, что мужчина просто не обращал на них внимания. Кажется, мое сопротивление лишь сильнее раззадоривало хищника. Он наслаждался своей силой, заставлял уступить ему, поддаться. Он был опытным охотником и брал измором, понимая, что рано или поздно сдамся и я. Он держал крепко, но аккуратно, так, чтобы не причинить и толики боли. И руки мои он убрал лишь для того, чтобы я не поранилась, пока пыталась оттолкнуть его от себя.
Хуже было от понимания, что Костас не возьмет меня силой. Он не зайдет так далеко. Сейчас король лишь демонстрировал свои возможности и силу. Он пытался приручить, покорить меня и показать, что рано или поздно он добьется своего. Он требовал, чтобы я просто смирилась с тем, что буду принадлежать ему. Потому что он так решил.
Навалила такая волна отчаяния и бессильной ярости, что захотелось заплакать, хотя бы ради того, чтобы он успокоился и остановился. Но я не могла… Потому что это тоже будет проявлением первой стадии того, что я поддамся. Что он сможет прогнуть меня. Так же, как пять лет меня упорно прогибали другие. У всех были свои мотивы, но все видели во мне лишь жертву. Ту, которая подчиниться, следует лишь чуть сильнее надавить.
От осознания того, что сил бороться уже нет, волнами накатывала паника и боль от своей слабости. Я снова лишь жертва, добыча…
С этой мыслью поднялась новая порция гнева и негодования. С этой мыслью, я ощутила, как напрягается все мое тело, а в груди, становится нестерпимо больно. Так, что слезы все же выступили в уголках глаз. Что-то треснуло во мне и посыпалось осколками, отдаваясь в ушах звоном разбитого стекла и образовавшейся пустотой потери, чего-то важного.
И с этой болью я почувствовала прилив сил, которые подогревали мой гнев. Мне надоело быть слабой. Мне надоело быть добычей. Мне осточертело прогибаться под более сильных…
