— И чего же вы хотите в первую очередь?
— Я хочу его.
— Вы хотите вернуть его независимо от того, желает он этого
или нет?
Прищурив глаза, она внимательно посмотрела на адвоката, а
затем произнесла:
— Мистер Мейсон, я хочу кое-что рассказать вам.
— Я весь внимание.
— Не знаю почему… Может быть, потому, что мне нравится ваше
лицо, а может быть, потому, что у меня философский взгляд на вещи. Вы женаты?
— Нет.
— Когда мужчина обладает любимой женщиной, — назидательно
стала говорить миссис Гарвин, — он впадает в особое состояние. Я имею в виду
его эмоциональную чуткость, глубину и силу отклика его чувств. Он получает
ровно столько, сколько отдает. В медовый месяц, когда влюбленный ее боготворит,
она чувствует себя богиней. Это время обоюдно неиссякаемого восхищения. Но как
только чары спадут, мужчина начинает понимать, что она не ангел, а живой
человек.
Она ненадолго умолкла.
— Продолжайте, — некстати сказал Мейсон.
Ее глаза презрительно сверкнули из-под опущенных ресниц.
— Потом, — продолжила она, — со временем мужчина начинает
раздражаться и тяготиться своим положением. Его постоянно точит сознание того,
что он лишился свободы. Его одолевают две болезни: он самым неуклюжим образом
обманывает жену и беспричинно придирается к ней. В конце концов он для
собственного внутреннего спокойствия убеждает себя и других, что его жена
оказалась недостойна его.
— И что же дальше? — спросил Мейсон.
— Тогда, — резюмировала Эзел Гарвин, — ему платят той же
самой монетой. Мудрый мужчина позволит себе свободы ровно столько, сколько
необходимо, чтобы уважить узы брака; мудрая женщина позволит ему ровно столько,
сколько необходимо для его счастья. И тогда семейная жизнь станет гармонией.
Мужчина может спать с женой, но может флиртовать и с другими женщинами, и за
это он всегда будет ей благодарен. Однако, если мужчина начинает относиться к
ней как к игрушке или кандалам, она может захлопнуть за собой дверь и очень
плотно, мистер Мейсон, запереть ее, а ключи выбросить.
— Что вы и сделали?
— Что я и собираюсь сделать, мистер Мейсон.
— И как вы предполагаете это осуществить?
— Вы же умный человек, мистер Мейсон. Разве вы не разгадали
мою маленькую хитрость с доверенностями?
— Разгадал.
— Ну и каков ваш контрудар?
— Отстаивая интересы вашего мужа, я намерен доказать, что вы
мошенница, миссис Гарвин, и доверенности будут признаны недействительными.
— Значит, мой муж снова возглавит собрание пайщиков?
— Да.
— Если вы поступите так, как сказали, я нанесу удар с другой
стороны.
— Что? — насторожился Мейсон.
— Сейчас услышите, — загадочно ответила женщина. Не вставая
с дивана, она придвинула к себе телефон, который стоял рядом на столике, и
сказала дежурному на коммутаторе:
— Соедините меня с адвокатурой. Чуть позже она добавила:
— Мне нужен отдел жалоб. Еще позже она представилась:
— Это говорит миссис Гарвин. Я замужем за Эдвардом Карлесом
Гарвином. Он женился повторно, не получив развода от меня. Я утверждаю — это
брак незаконный, поскольку незаконен развод, оформленный им в Мексике. Я требую
возбудить дело по обвинению моего мужа в двоеженстве. Вы не могли бы принять
меня завтра утром?
Какое-то время она молчала, слушая, затем улыбнулась и
сказала:
— Я знаю, что вы предпочли бы не поднимать вопроса,
касающегося «мексиканского развода», но уж если так случилось, придется вам
заняться им. Когда можно прийти к вам на прием?
Она опять слушала, а потом довольным голосом проговорила:
— В десять пятнадцать. Благодарю вас. С кем я разговаривала?
Так, мистер Стоктон. Да, я запомню. Очень вам благодарна. Ровно в десять
пятнадцать я буду у вас.
Она опустила телефонную трубку и обратилась к Мейсону:
— Разве это не ответ на ваш вопрос?
Мейсон улыбнулся:
— Вы считаете, что ответили на мой вопрос? Миссис Гарвин
мгновение смотрела на него с нескрываемым уважением, а затем тихо призналась:
— Как жаль, мистер Мейсон, что мы с вами по разные стороны
баррикад. Черт возьми! Почему мы не встретились раньше? Но поздно сожалеть,
выбор сделан. Вы бросили мне вызов, и теперь я пущу в ход свои козыри. Не знаю,
на какие ухищрения мне придется пойти, но я изыщу их, не сомневайтесь.
— Вы действительно будете настаивать на возбуждении дела
против вашего мужа?
— Мистер Мейсон, даже если бы оно было моим последним делом
на земле, я бы все равно не отказала себе в этом удовольствии. Я собираюсь
преследовать его в судебном порядке до конца.
— Если вы начнете, остановиться будет трудно. Вы отдаете
себе отчет в этом?
— А кто хочет останавливаться? — спросила она, негодующе
глядя на адвоката. — Мистер Мейсон, при встрече с моим мужем не забудьте
рассказать ему о нашем разговоре… Мои коготки будут очень острыми.
— Ваш муж поверил вам, что вы оформили развод.
— Меня не интересует, во что он поверил.
— Но вы же говорили ему, что оформили развод, не так ли?
— Мистер Мейсон, чего только женщина не скажет мужчине, лишь
бы вернуть себе его внимание, страсть, любовь. Она может, к примеру, объявить
ему, что она на грани самоубийства; она может угрожать, обещать, закатывать
истерики…
Выслушав ее, Мейсон подытожил:
— Боюсь, вы дорого будете стоить вашему мужу.
— Не сомневаюсь, — вызывающе заявила Эзел Гарвин.
— Но не совсем так, как вам хотелось бы, — намекнул адвокат.
— Что вы хотите этим сказать?
Мейсон встретился с ней взглядом.
— Я хочу сказать, что я не любитель обороны. Моя защита
всегда наступательна. Я хочу сказать, что рано или поздно мы узнаем о
подробностях вашей жизни с тех пор, как вы расстались с мужем.
Женщина проказливо улыбнулась.
— Мистер Мейсон, мне наплевать на число детективов, которых
вы наймете. Вам не удастся узнать, что я делала в течение последних шести
месяцев. А сейчас, извините, меня ждут другие дела. Мне должны позвонить, и
предстоящий разговор не терпит посторонних ушей. Желаю вам всего хорошего,
мистер Мейсон.
