— Что он еще сказал?
— Ничего. Он только сказал, что рад слышать разумный ответ,
и повесил трубку.
— Что потом? — спросил прокурор.
— Потом он вышел из кабины.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — почти крикнул
Кавингтон Мейсону.
Адвокат взглянул на часы. Было тридцать две минуты
двенадцатого: слишком рано, чтобы просить суд сделать перерыв до следующего
дня, и слишком поздно, чтобы просить несколько минут перерыва для себя.
Мейсон, через силу улыбнувшись, произнес с нарочитой
небрежностью таким голосом, что он был едва слышен:
— Мистер Скенлон, вы уверены, что хорошо все слышали?
— Да, сэр, — ответил Скенлон. — У меня отличный слух.
— Когда вы повторили для нас то, что говорил мужчина, —
продолжал Мейсон, — вы как будто цитировали его.
— Ну, я не могу сказать, что передал текст с абсолютной
точностью, но смысл сказанного я передал верно.
— Вы имели беседу с окружным прокурором, мистером
Кавингтоном, прежде чем явиться в суд?
— Да, сэр.
— Несколько раз?
— Да, сэр.
— Отличается ли содержание ваших показаний, которые вы
изложили ему при первой встрече, от того, что вы представили сейчас суду?
— Ну, он велел мне рассказать о том, что говорил мужчина.
Выслушав меня, он сказал. что я не должен излагать общими фразами, как я это
делал, что мне придется использовать точные формулировки, то есть передать
разговор, насколько это возможно, точно. Я и сделал, как он просил.
— Вы провели ночь в гостинице «Виста де ла Меса»?
— Да, сэр.
— Долго вы находились там?
— Два дня.
— Иначе говоря, этот разговор имел место на вторую ночь
вашего пребывания в гостинице? Или это было третьей ночью?
— Это была вторая ночь.
— Скажите, вы пытались дозвониться до вашей жены раньше этим
вечером?
— Да, сэр.
— Была ли на это особая причина? Почему вы не связались с
ней раньше, в течение дня?
— Я весь день провел в Сан-Диего, пытался найти жилье. Но
мне не удалось ни купить, ни арендовать дом. Потом я узнал, что можно жить в
Тихуане, переехав через границу, и совершать ежедневные поездки туда и обратно.
Я пересек границу и решил остановиться в этой гостинице до тех пор, пока не
найду подходящего жилья. Я получил разрешение от мексиканских властей и,
наконец покончив со всеми формальностями, решил позвонить жене и сказать ей,
чтобы она привезла вещи. Естественно, я хотел, чтобы она собралась как можно
быстрее, потому что я не мог оплачивать два дома одновременно и, кроме того,
мне хотелось жить со своей семьей.
— Понятно, — ответил Мейсон. — Поэтому вы пошли к телефонной
кабине, чтобы позвонить жене?
— Совершенно верно.
— Итак, вы слышали, как пробили часы?
— Да, сэр, там в вестибюле были часы.
— Вы слышали, как часы пробили десять часов?
— Да, сэр, слышал.
— Где вы были в это время?
— Я как раз спустился в холл и направился к телефонной
кабине. Я уже звонил жене раньше этим вечером, раза три или четыре, но никто не
поднимал трубку. Я рассчитывал, что она будет дома где-то около десяти часов, и
решил еще раз попробовать дозвониться.
— В это время вестибюль был освещен? — спросил адвокат.
— Нет, сэр.
— Не был? — переспросил Мейсон, явно удивленный этим
обстоятельством.
— Нет, сэр, свет еще горел незадолго до десяти часов, пока
женщина, управляющая гостиницей, не сдала последнюю комнату.
Мейсон, улыбаясь, произнес:
— Откуда вам это известно? Уж не хотите ли вы сказать, что
она вам рассказала об этом впоследствии? Вы же не могли знать, почему освещение
еще не было выключено.
— Вы правы, сэр, но я находился в вестибюле, когда был сдан
последний номер. Молодая женщина, путешествующая одна, снимала комнату, и я
услышал разговор между ней и управляющей гостиницей, которая сказала
посетительнице, что это последняя комната в доме, и затем принялась запирать
ящики в столе. Я видел, как она выключила свет.
— В котором часу это было?
— Это было… ну, я не знаю. Это было за несколько минут до
десяти часов. Ох, возможно, за десять — пятнадцать минут или что-то около того.
Я не могу точно сказать, в какое время это произошло. Но я находился там в районе
десяти часов, поскольку решил попробовать дозвониться в десять часов.
— Так, — проговорил Мейсон, — по-видимому, вы действительно
имели веское основание запомнить все события того вечера.
— Да, это так, сэр.
— Значит, свет выключили незадолго до десяти часов?
— Верно.
— И не оставили включенной ни одну лампу во всем вестибюле?
— Ох, да, там было оставлено ночное освещение. Но свет был
довольно тусклым.
— Ясно, — проговорил Мейсон спокойным голосом. — Потом вы
увидели этого мужчину, когда он выходил из соседней кабины. Верно?
— Да, сэр.
— При этом вы оставались в своей кабине?
— Да.
— Вы приоткрыли дверь и выглянули оттуда?
— Нет, я не делал этого, сэр.
— Но дверь была открыта?
— Нет, сэр. Была только небольшая щель.
— Вы не можете определить точнее?
— Нет, сэр. Могу сказать только, что это была небольшая
щель.
Мейсон улыбнулся:
— Вы уверены в этом?
— Да, сэр, уверен.
— Если в двери была только небольшая щель, то для вас было
бы возможным видеть что-либо только одним глазом, тогда как если бы щель была в
несколько дюймов, вы могли бы смотреть двумя глазами. Так все-таки, как была
приоткрыта дверь?
— Как я уже и говорил, это была только небольшая щель.
— Тогда вы могли видеть только фигуру человека, покидающего
соседнюю кабину. Верно?
— Ну, в общем-то я с вами согласен. Я не заострял внимания
на этом до сих пор. Думаю, я имел возможность видеть его только одним глазом.
— А этот мужчина, покинув кабину, двинулся по коридору по
направлению к номерам?
