И дело не в страсти, и не в том, что лишь ему удается доводить меня до такого состояния, когда не понимаю, где я, кто я и что вокруг творится. Дело в том, что я дышу им. Живу только когда он рядом и готова смотреть до бесконечности на то, как он улыбается.
Хитрый Гоблин как-то умудрился забраться мне в голову. Приручить, привязать.
Это волнует и одновременно пугает, но я больше не хочу бежать, и с головой ныряю в эти ощущения, все еще не отдавая себе отчета в том насколько все это серьезно, утешаю себя мыслью, что смогу соскочить в любой момент. Стоит только захотеть.
***
На следующий день мне в голову приходит светлая идея. Надо устроить Владу сюрприз. Заехать к нему на работу после занятий, пообщаться хотя бы десять минут, урвать несколько быстрых поцелуев.
Да глупо. Да вечером встретимся дома. Просто я соскучилась, аж до тряски. У меня в голове сто миллионов историй, которые нужно рассказать в срочном порядке, а руки чешутся оттого, что я к нему уже несколько часов не прикасалась.
Кто-нибудь знает, как называется эта болезнь? Нехватка Влада в организме? Владозависимость? Хронический Владизм?
Тихо смеюсь над собственными мыслями. Порой такая глупость лезет, что сама диву даюсь, откуда это во мне.
Интересно, обрадуется ли он, увидев мою восторженную физиономию? Пиццы у меня в этот раз с собой нет, баловать его нечем.
Хотя…Пусть только попробует не обрадоваться. Я его вечером без сладкого оставлю.
Сбежать из универа совсем без приключений не удается. Меня вылавливает наш куратор и весьма бестактно заводит в свой кабинет.
— Ярослава Борисовна, вы ничего не хотите мне объяснить? — грозно сверкая очами надвигается на меня, а я судорожно пытаюсь вспомнить, где могла накосячить.
Курсовик? Сдан. Долги? Нет таких. Чего ему от меня надо?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите услышать.
— Не понимает она. Я тебе рекомендации писал?
— Писали.
— Нужные контакты давал?
— Давали, — смотрю на него подозрительно, еще не совсем понимая в чем дело.
— И все это было зря, да? — видя мое непонимание, он начинает сердится, но все-таки поясняет, — мне отчет пришел по будущим выпускникам и по их грядущим практикам. И знаешь, что я там увидел? Что госпожа Чернова проигнорировала уже шесть предложений! Шесть! И все они нам выставили претензии, дескать как так, мы ваших студентов готовы взять, а они не идут.
О, черт.
— Это несерьезный подход. Если не готова была ехать, значит не надо было заводить разговоры про стажировку. А то всех взбаламутила, на уши поставила, а теперь прячешься.
— Я не прячусь.
— Да? А как это тогда называется?
Это называется размягчение мозгов на фоне тотальной увлеченности Швецовым.
Естественно, я не признаюсь, что мои отказы связаны с мужчиной. Это действительно как-то несерьезно и сводит на нет все мои старания и громкие заверения о том, что хочу всего добиться сама.
— Просто я жду другого, очень важного предложения, — уверенно произношу в свое оправдание.
— Какого? Руки и сердца?
Так. Не краснеть. Ни в коем случае. Нельзя.
Хотя очень хочется.
Потому что мысли о предложении руки и сердца меня волнуют. Я уже сто раз примеряла фамилию Влада на себя, смаковала ее на языке, писала ручкой в блокноте, обводя сердечками, цветочками, бантиками и прочей романтической ерундой.
— Ну так что? Замуж собралась? — продолжает наседать куратор, — если да, то так и скажи: извините Дмитрий Михайлович, я решила променять карьеру и блестящие возможности на утюг, кастрюли и распашонки.
— Нет!
— Дорогая моя Ярослава, я все это спрашиваю не просто так. Мне надо знать о твоих планах не из пустой прихоти. Я занятой человек, и не хочу тратить свое время на того, кто это не ценит.
— Я очень ценю!
— Тогда, будь добра, объяснись нормально.
— Я жду предложение от Ранффа! — отчаянно выпалила я, — Поэтому отказываю всем остальным.
— Вон как, — тянет он, — а ты в курсе что из десяти заявок, они отклоняют девять? А то и все десять?
— Да. Но я хочу туда, — произношу твердо, уверенно, глядя ему прямо в глаза, — это лучшее место.
— Хм, амбициозно, — кивает, вроде как даже с одобрением, но потом строго добавляет, — И слишком самонадеянно.
— Я уверена, у меня получится.
На самом деле, я не уверена, но очень на это надеюсь. Еще не до конца понимаю, как буду совмещать стажировку и колючего Влада, но если и есть место, ради которого стоит постараться — так это немецкий Ранфф.
— Ладно, Чернова. Живи, — его голос смягчается, — держи меня в курсе своих успехов.
— Обязательно.
— И это…если вдруг пролетишь, потом не смей жаловаться, что потеряла остальные возможности.
— Не стану.
Я не из тех, кто жалуется.
— Все, свободна. Не переживай, Совету скажу, что ты ловишь рыбку покрупнее и не хочешь размениваться на мелочи.
— Спасибо.
Он машет рукой, мол «не стоит благодарности» и уходит, а я бегу дальше. Мне надо успеть на перерыв к Владу.
Дальше все складывается как нельзя более удачно. Такси подъезжает в тот миг, когда я выхожу на крыльцо, пробок нет, светофоры горят исключительно зеленым.
В благом расположении духа и с мечтательной улыбкой на губах я забегаю в офисное здание, поднимаюсь на нужный этаж и, стараясь не цокать каблуками, дабы не испортить сюрприз, направляюсь к кабинету Швецова.
И вот когда до цели остается всего каких-то пять метров, дверь распахивается и на пороге появляется Влад…вместе с Оленькой.
От неожиданности я даже сбиваюсь с шага. Останавливаюсь, в полнейшем недоумении глядя на эту парочку и подмечая весь неприятные детали. Галстук, съехавший на бок; расстегнутые пуговицы на блузке; его пальцы, сжимающие худосочный локоть сестрицы.
***
— О, Ярочка! — сестра тут же растекается в блаженной улыбке и вешается к МОЕМУ мужчине на шею.
Вернее, пытается повесится, потому что он ловко отступает назад и ее загребущие руки хватаются за воздух.
— Ясь, — мрачно начинает Влад, — это…
Замолкает, так и не договорив, потому что сестра снова тянет к нему лапы.
Я сама мысленно продолжаю его фразу: это не то, что ты подумала? Так вроде говорят в таких ситуациях? Нестареющая классика.
Огненная стена ревности поднимается до небес, обжигая своим ядовитым пламенем. Я первый раз в жизни чувствую ЭТО. Жуткое, неприятное, болезненно колючее, не поддающееся контролю и законам логики. Оно не дает вдохнуть, и когтями впивается в сердце, причиняя физическую боль.
