— Яська, ну что ты в самом деле, — произносит заискивающе, — как…как…
— Как маленькая? — угодливо подсказываю нужный вариант, и голос звенит от сарказма и обиды.
— Ты не думай, я обо все с ней поговорю. Получит она и за Влада, и за все свои косяки. Обещаю. Просто не сейчас, а завтра, с утра. На свежую голову.
Даю руку на отсечение, что с утра мерзавка притворится больной, будет падать в обморок и закатывать глаза. И опять ни черта с ней не поговорят, будут жалеть и бегать вокруг нее с опахалом.
— Ладно. Я все поняла. Не утруждайся. Просто запомни сам и донеси до этой тупоголовой курицы, что я терпеть не стану. Сунется к нам — порву. И сегодняшний день ей праздником покажется.
— Дочь, ну как же…Вы же…
— Папа, нет никаких мы. Просто два человека и у каждого своя жизнь. Я в ее дела не суюсь, и пускай она ко мне не лезет. Все давай. Мне надо ужин готовить, а то скоро Влад придет, — я сбрасываю разговор, потому что больше нет сил.
Бесполезно все это. Просто бесполезно, как об стенку горох. Придется как всегда своими силами все решать.
***
Влад приходит домой раньше, чем обычно.
Пока он раздевается и моет руки, я остаюсь на кухне, сосредоточенно переворачиваю котлеты. По пятому разу. И вообще делаю вид, что очень занята и не могу отойти от плиты. Все из-за того, что внезапно у меня начинается дрожь под коленками и пересыхает во рту. Я снова вспоминаю, как они вышли из кабинета и снова скручивает ревность.
Я ненавижу это чувство.
— Ясь, — зовет Швецов откуда-то из прихожей, — иди сюда.
— Погоди. Я занята, — вру и переворачиваю котлеты в шестой раз, — сейчас доделаю и приду.
Мне нужно еще немного времени, чтобы перебороть эти мерзкие ощущения внутри.
Проходит пять минут, а я все еще толкаюсь на кухне. Мне срочно нужно протереть все поверхности, помыть ножи и разобраться в холодильнике. Вот просто жизненно важная необходимость. Оно ж ведь так надо, на ночь глядя.
Тру, гремлю банками, а когда закрываю холодильник, сердце проваливается до пяток, потому что Влад стоит рядом и, сложив руки, на груди наблюдает за мной.
— Ты меня испугал, — я нервно смеюсь, но смех быстро сходит на нет.
— Давно ли ты такая пугливая стала? — взгляд внимательный, без тени улыбки.
— Просто задумалась.
— О чем?
Я жму плечами, мол ничего важного, но Швецов почему-то хмурится еще больше.
— Как прошел день? — хочу переключить его на другую волну, но не выходит.
— Плохо. Ко мне сегодня приперлась одна больная идиотка, и теперь моя женщина ревнует, и у нас явно намечаются проблемы.
— Нет проблем.
— Есть. Я вижу.
— Серьезно, Влад. Все хорошо. Я просто не ожидала, что она такое выкинет, вот и растерялась, — пытаюсь его обойти, но Швецов встает на пути словно гора.
— Проблема есть, не отрицай, и давай-ка ее сразу решать, пока ты в своей светлой голове не придумала, не пойми чего.
— Я ничего не придумываю.
…Оно само придумывается, без моего желания и участия. Просто мозг генерирует картинки, а как оно могло быть, если бы Влад не выпроводил Ольгу.
— Понятно, — Влад качает головой и, прежде чем я успеваю моргнуть, усаживает меня на стол.
— Ты чего творишь?
— Я уже сказал. Решаю проблему.
— Интересно как? Протерев стол моей пятой точкой? — я пытаюсь шутить, но голос дрожит, выдавая меня с головой.
— На нее у меня другие планы, — Швецов обхватывает ладонями мое лицо, смотрит в глаза, в самую душу, — мне пока важнее добраться до того, что у тебя в голове, и передавить твоих тараканов до того, как они начнут размножаться со страшной силой.
— Влад…
— Цыц. Слушай и запоминай. Я не буду повторять это сто раз.
От его тона я затихаю и смотрю, как змея на факира.
— Ты моя женщина. Моя! А это значит, что в моей жизни кроме тебя никого нет. И не будет. Ни сейчас, ни потом. Я не из тех мужиков, у которых в портках начинает дымиться, стоит только увидеть чужое декольте или ногу в чулке. Поверь, это пройденный этап. Я уже давно вышел из того возраста, когда хочется количества. Просто прими это как факт и не пытайся усложнять. Ты меня слушаешь?
— Слушаю. Ты сказал, что я твоя женщина, и на этом моменте я зависла, — послушно киваю, — очень увлекательно, но хотелось бы конкретики.
— Куда уж конкретнее.
Выжидающе смотрю на него, не произнося ни слова. Влад сначала хмурится, потом кривит губы в усмешке:
— Ты маленький тиран в юбке, — целует меня в нос, — хорошо. Я тебя тоже люблю.
— Ты будто одолжение мне делаешь.
— Поворчи, мне еще тут. Я, может, первый раз в жизни эти слова произношу. Как уж могу, — смущенно ерошит пятерней свою макушку.
Я тоже еще никому их не говорила. Казалось, так просто, всего лишь слова, а вся душа навыворот.
— Насчет ревности. Она не плоха, в дозированных количествах. Я, например, увидел, как ты вчера улыбаешься продавцу на кассе, и меня накрыло. Захотелось наказать, присвоить, заклеймить лишний раз своими прикосновениями.
О, да. Наказание было сладким. Ради такого я готова улыбаться каждому продавцу, подвернувшемуся под руку.
— Вот такая ревность, я считаю, допустима, а когда накрывает, хочется жечь и крушить все что попадает под руку — уже нет. Надеюсь, ты не такая.
— Такая, — виновато киваю, — я сегодня с сестрой беседовала.
— Мне кажется, это бессмысленно. Она вряд ли поняла хоть слово из того, что ты говорила.
— Вряд ли, — соглашаюсь я, — но половины волос на башке своей бестолковой точно лишилась.
Влад смотрит на меня недоверчиво:
— Погоди. Ты ее отделала что ли?
— Нет. Просто маленько потрепала, чтобы она больше не смела к нам лезть.
— Ну, Яська, ты даешь, — смеется он, — обожаю тебя.
От этих слов в душе становится тепло и уютно. Я прижимаюсь к его груди и блаженно прикрываю глаза.
— Я тебе уже говорил, что ты страшная женщина?
— Да, и не раз.
— А теперь еще выясняется, что ревнивая и дерешься. Просто мечта, — он продолжает веселиться.
Мне не очень смешно. Потому что я действительно ревнивая, и как бы эта ревность нам всем боком не вышла. Потому что контроль у меня полностью испаряется. Я и волосы могу сопернице повыдергивать и, вообще, таких дров наломать, что мало никому не покажется. И вот это пугает меня больше всего.
Я привыкла всегда все контролировать, мыслить логически, быть умницей-разумницей, а тут внезапно выясняется, что не могу справиться со своими ревнивыми бесами. Дурацкий расклад, ничего не скажешь.
