Но откуда столько скульптур? Неужели император внезапно помешался и решил заняться искусством? И где сам начинающий скульптор?
Крайне заинтригованный Игинир прошествовал дальше, в распахнутые двери императорской спальни, куда вот уже несколько десятилетий был запрещен вход любому под страхом немедленной смерти, кроме постельничего, особо доверенного лица, и главного императорского лекаря. Игинир знал дворцовые сплетни: последней женщиной, делившей здесь ложе с Алэром, была мать Рагара. Даже многочисленные жены Алэра принимали супруга только в своих спальнях.
Он замер на пороге. На правой половине ложа, под покрывалом, усыпанным ледяной порошей, виднелись очертания лежащего тела. Принц, сначала убедившись, что отцовская защита со спальни снята, метнулся к ложу, смел сверкающее крошево, сдернул покрывало и отступил на шаг.
В постели лежала удивительной красоты мертвая женщина. Ее черные глаза были полуоткрыты, но не мигали, на диво густые и длинные изогнутые ресницы были опушены инеем. Снежинки не таяли и на изящно очерченных алых губах. Черные полураспущенные косы красавицы обрамляли прекрасное лицо и свешивались до пола. Она выглядела так живо, будто вот-вот очнется, вздохнет и поднимется.
Ее совершенная фигура была полностью обнажена, и Рамасха, смутившись, поспешно укрыл женщину с головой.
Он узнал ее. Трудно не узнать ту, ради кого Алэр убил его мать.
Рамасха содрогнулся: неужели император столько десятилетий делил постель с трупом? Нет, не может быть. Она же сбежала в Белые горы вместе с их сыном и там погибла в одном из сражений то ли с темными, то ли с имперцами, а Рагара потом отдали императору в обмен на мир. Она точно погибла. Ушла в Белогорье, как говорят о вейриэнах.
Неужели Алэр вытребовал себе не только их общего сына, но и ее труп?
Узнать легко. Достаточно прикоснуться к заледеневшей женщине, чтобы понять: это ее тело или произведение искусства гениального скульптора?
Но Рамасха не мог заставить себя коснуться той… или даже подобия той, кого ненавидел сызмала, с того дня, когда императрица Леата была сброшена на острые ледяные пики дворцовых крыш. Он и Рагара ненавидел до тех пор, пока Таррэ однажды не показал ему в волшебном зеркале, как ненависть разъедает сердце кронпринца и искажает его душу. И пусть видение в волшебном зеркале могло быть просто иллюзией, но чистая душа Рамасхи не хотела ненавидеть. А потом Рагар стал его единственным другом…
– Ну же, Рамасха, сделай это, – подбодрил он сам себя. – Разгадай еще одну тайну Алэра. Насколько он чудовище?
Решившись, он протянул руку к голове женщины, но в миг, когда его пальцы коснулись покрывала, тело рассыпалось, а резкий порыв вьюги сдул покров, развеял снежный прах и смешал с горами ледяной пороши, рассыпанной в покоях и взвившейся под ветром плотной стеной. Сквозь порошу послышался грохот – ложе развалилось, определил принц.
– Все ли ты узнал, что хотел? – перекрыл шум хриплый, но грозный голос императора.
– Не успел, – признался Рамасха. – Это был труп или скульптура?
– Не скажу. Мучайся теперь, – хохотнул Алэр. – Впрочем, тебе недолго осталось. Ты помнишь о моем предупреждении? Каждый, кто переступит порог моей спальни, умрет.
Рамасха медленно повернул голову. Император стоял у полуоторванной двери балкона. Безукоризненный, как всегда. Ни складки на блестящих одеждах, ни волосинки, выпавшей из собранной в косу прически. Ни проблеска эмоций на бесстрастном ледяном лице. Лишь в глазах пляшут отблески то ли гнева, то ли безумия.
Наследник усмехнулся, обвел взглядом развалины интерьера.
– Вряд ли это можно назвать спальней, ваша многоликость. Тут даже кровати нет, спать не на чем.
– Поговори мне еще, смертник, – фыркнул Алэр. – Демагогия тебе не поможет. И дело уже не в запрете. Неужели ты не смог определить сам, на расстоянии, что там было под покрывалом? А еще считаешься самым сильным магом после меня. Ты меня разочаровал, Игинир. А ты знаешь, что происходит с теми, кто имел несчастье меня разочаровать?
– Я даже знаю, что бывает с теми, кто тебя сумел очаровать, – равнодушно заметил кронпринц. – Они умирают немного быстрее тех, кто тебя разочаровывает. Но ты меня не убьешь. Не сейчас. Тебе некого назначить преемником трона и магии. Ниэнир и Даэр не удержат корону кронпринца, слишком слабы. Эмерит, получив магию титула кронпринцессы, сведет тебя в могилу быстрее, чем ты ее. Осияна слишком мала. Следовательно, у меня есть еще как минимум полтора десятка лет, если, конечно, в течение года родится твой новый наследник и получит огненное благословение.
– У-у-умный, – выдохнул император, снова взвихрив успевшую осесть порошу. – Из всех моих детей ты оказался самым умным. И самым осторожным. Я бы даже гордился тобой, если бы не знал, как люто ты меня ненавидишь. Если бы каждый день не чувствовал твою ненависть. Каждый миг. Ты поживешь еще немного, Рамасха. Пока ты мне нужен. Но я не намерен продлять срок твоей жизни ни на один лишний час. Ни на минуту. Потому иди, объяви леди Виолетте, что сегодня вечером состоится наша помолвка. Чтобы мой новый наследник поскорее родился.
– Это будет дипломатической ошибкой, мой император. Сегодня девятый день со смерти ее отца.
– И что?
– Вы можете не щадить ее чувств, но помолвка в такой день будет воспринята ее братом как кощунственное нарушение традиций Гардарунта. И вы останетесь без огненного благословения, ради которого все и затеяно.
– Здесь моя империя и мои традиции! – рявкнул бешенеющий повелитель снежных бурь.
– Но леди Виолетта еще не принесла вам брачных клятв, чтобы, как полагается вашей супруге, чтить традиции Севера выше традиций Гардарунта.
– Бездна! – Алэр шагнул в комнату, порывом бурана разнес вдребезги и без того сломанное ложе и пнул крупный обломок льда, оказавшийся расколотой узорной столешницей. – Это замкнутый круг! Что мне делать?
– Ждать, – пожал плечами принц.
– Тебе на радость? Ну нет, умник. Помолвка – еще не свадьба. Ты, насколько мне известно, каждый день пишешь этому огненному отродью. Кстати, он коронован уже или старшие сестры подняли бунт?
– Благополучно коронован.
– Жаль. Нам было бы выгоднее предоставить ему политическое убежище и отвоевать для него трон Гардарунта. Ну да ладно. На чем я остановился?
Игинир прищурился: нога императора стояла на отломанной от какой-то скульптуры руке. Судя по мягкости очертаний, женской. Принц поднял насмешливый взгляд.
– На письме, мой император.
– Да. Напишешь этому сопливому королю, что пребывание леди Виолетты без свиты, в статусе гостьи, во дворце неженатого императора возможно не более недели. Чем дольше ее статус будет оставаться неопределенным, тем хуже для репутации леди, потому необходимо провести церемонию помолвки и представить леди двору официально как мою невесту.
– Но договор заключен, леди и так здесь в качестве невесты.
