Кацелиан с Гайо уже приступили к воплощению плана в жизнь, и до сих пор всё шло как по маслу. А ведь солнце уже побывало в наивысшей точке небосвода, и уверенно ползло вниз, грозя где-то через двенадцать часов полностью скрыться за горизонтом. Прорва времени, за которую симбионты, если бы рядом с Китежем был кто-то из их племени, могли сделать свой ход…
Но ничего не происходило, и Элину это категорически не нравилось.
Он не мог заставить себя поверить в то, что симбионты успокоятся, едва следующий их разведчик увидит самый обычный Китеж, в котором из менталов есть разве что пара недоучек. С точки зрения логики такое их поведение выглядело бы обоснованно, ведь Давора действительно могли убить, навалившись всем скопом, а от случайностей не застрахован никто… но Элин не любил недооценивать своих врагов, если те хотя бы в теории могли доставить неприятности.
А симбионты могли, и не только в теории. Даже одна особь этой расы была чрезвычайно опасна, что продемонстрировала гидроподобная форма Давора. А если через тот же год к стенам Китежа прибудет десяток готовых к бою симбионтов во главе орды демонических зверей, за победу придётся заплатить большой кровью.
И всё это лишь ради того, чтобы ещё через год проиграть, столкнувшись с куда большим числом симбионтов, а то и их лордами.
Людям нельзя было вступать в открытую конфронтацию с симбионтами, и Элин это знал. Знал, но всё равно убил Давора, даже не попытавшись отвести подозрения от родного города. А способы были, ведь в момент прибытия этой твари к стенам Китежа сам перерождённый находился вне его, и мог, по меньшей мере, навести симбионта на ложный след.
Да, потери среди стражей были бы несоизмеримо выше.
Да, пострадали бы горожане.
Да, Давор наверняка бы убил учеников Элина, только начавших делать успехи в освоении ментального дара.
Но тогда он бы просто вернулся в гнездо и сообщил своим хозяевам о том, что причина выхода Китежа из-под наблюдения устранена, а силы самого города порядком уменьшились в процессе. Элин получил бы практически неограниченное время для самосовершенствования, и цена тому — жалкая горсть чужих жизней, да гордость перерождённого. Не чета вероятности поставить под удар всё человечество, которое симбионты с радостью изведут под корень — дайте только причину.
Впрочем, причина, по которой они этого не сделали до сих пор — загадка. Зачем держать под боком заклятых врагов? Милосердие симбионтам неведомо, да и недостатка в силах они точно не испытывают. Возможно, что-то знает Дарагос, ведь он провёл в заточении не одну сотню лет. Может, и общался со своим пленителем, как делал сам Элин, прозябая на нижних уровнях гнезда…
Рука анимуса дрогнула, и чернила оставили на бумаге неаккуратный след, который, чертыхнувшись, Элин тут же вывел. Но из-за перестроившейся системы каналов он не смог задействовать лишь ту крупицу сил, что требовалась для тонкой операции, и под сердитым, если не сказать — бесящимся взглядом с листа сошли вообще все чернила.
Трижды вдохнув и выдохнув, Элин совладал со ставшими слишком уж яркими эмоциями, приступив к заполнению бумажки с нуля. Он и эти простые взаимодействия старался воспринимать как части одной цельной тренировки, но необходимость набивать руку это, конечно, не нивелировало. Частица анимы здесь, частица там — и вот уже какая-то часть структуры сложной техники не заполнена до конца, а в другой наоборот слишком много энергии. И если две-три подобных ошибки вреда качественно составленной технике не причинят, то десяток может привести к печальным последствиям.
А в пылу битвы рассматривать получившуюся конструкцию с дотошностью прилежного студента академии, понятное дело, никто не будет — проще самому себе голову отсечь, нежели так подставляться. Потому Элин в прошлом не давал себе спуску, изучая и оттачивая способности до уровня, доступного не всякому абсолюту. Он плёл техники лучше, чем пауки — свои сети, а его контроль над анимой так и вовсе достигал каких-то совершенно невразумительных величин.
Сейчас же прежний чётко выверенный баланс пошатнулся, и это Элину категорически не нравилось. Особенно всё грустно выглядело из-за того, что необходимость оперативно передать Кацелиану техники и, очень желательно, схемы создания боевых артефактов никуда не пропала, из-за чего времени на тренировки оставалось не так уж и много.
Элин мог, конечно, повременить со взятыми обязательствами, но задержится он — будут простаивать все специалисты, за мобилизацию которых Кацелиан уже наверняка взялся со всем присущим ему рвением. И людей, которых он сможет собрать, много не будет по соображениям секретности, из-за чего каждый день их работы можно не без оснований считать невероятно ценным. Так что подготовку материалов для анимусов-боевиков и мастеров рун Элин считал первоочерёдной задачей, откладывать которую было очень, очень нежелательно.
Но кое-какие ухищрения ему были знакомы ещё со времён обучения в Авалоне, так что экс-абсолют, отведя левую руку подальше от бумаг, позволил себе распараллелить внимание. Над его раскрытой ладонью начали один за другим появляться крошечные бледные искры, каждая из которых независимо от соседей то поднималась на полтора десятка сантиметров вверх, то опускалась, практически касаясь кожи. Новые искры перестали появляться лишь тогда, когда их общее число перевалило за пять с половиной сотен, а постоянное движение не позволяло выделить из этой кучи какую-то одну частичку анимы.
Впрочем, любой анимус с достаточно развитыми способностями к контролю не мог не заметить в копошении искр вполне чёткую систему, обнаружить которую без присущего лишь практикам восприятия было попросту невозможно. Ведь само действо разворачивалось во внутренних слоях сформированного искрами куба, где из частиц анимы воля Элина создавала причудливые картины. И по тому, что малейшее соприкосновение искр приводило к их взаимной детонации, можно было определить и суть сего занятия: точечное управление частицами и недопущение столкновений позволяло отточить контроль даже ленивому до ужаса дилетанту.
Или человеку, вынужденному параллельно с тренировкой заниматься чем-то ещё, как это было у Элина
— «…». — Мысль, сформированная чисто рефлекторно, растаяла, так и не напитавшись смыслом. Элин с запозданием одёрнул себя: разговаривать в собственной голове ему было не с кем.
Надеясь поскорее забыть об этой досадной оплошности, перерождённый с головой погрузился в работу и сразу две проходящие параллельно тренировки: циркуляцию анимы по каналам и гримуару, и структурированные пляски искр над ладонью…
Глава 24
— Значит, вот как всё обстоит… — Юстиан поскрёб подбородок, осмысливая услышанное. Он, признаться, подозревал что-то такое после получения отцом аж пары писем от Гайо Бельфи за крайне малый временной промежуток, но в то, что абсолют и правда согласится с необходимостью ведения работ в направлении контролируемых тёмных артефактов не верил. Не верил до сего момента, когда Элин прямо сказал другу о том, что он — преемник протектора Бельфи, и, вдобавок к тому, ответственен за доведение завязанных на тьме боевых артефактов до ума. — Если эти решения принимались не во время грандиозной пьянки, то должны остаться какие-то документы…
