Он засмеялся.
— Опять ревнуешь?
— С ума сошел? С какой стати?
Он развернулся ко мне.
— Сколько ей лет? 18 уже есть? А теперь посмотри, как она выглядит — на все 25.
Я разозлилась еще пуще.
— Ну, вот мне двадцать пять. Ну, хорошо, скоро двадцать шесть. Это, по-твоему, старуха? Да я только жить начала, понял!
— Во ты глупая! — он погладил меня по щеке. Это было настолько неожиданно, что я инстинктивно отдернулась от его ладони, но сразу перестала злиться.
— Она в свои восемнадцать выглядит на двадцать пять. Роскошно выглядит, очень хорошо, ухоженно выглядит. Но при этом в восемнадцать выглядит именно так — как двадцатипятилетняя проститутка. Как ты можешь себя с ней сравнивать? Тебе двадцать шесть — но ты и выглядишь на двадцать шесть. И не просто на двадцать шесть, а на двадцать шесть молодой красивой женщины. Так что лучше? Выглядеть в восемнадцать на двадцать пять или в двадцать шесть на двадцать шесть?
Комплимент, конечно, сомнительный, что и говорить. Но я как-то сразу успокоилась и перестала ревновать. А ведь ревновала, оказывается. Это что ж со мной происходит? Я и дальше буду так переживать из-за каждой смазливой мордашки? Так я быстро в свои двадцать шесть буду выглядеть на пятьдесят.
Секунду, что значит «и дальше»? Я собралась всю жизнь за ним мотаться? И вообще, он мне кто? Муж? С какой стати я его ревную-то?
Да с той, что влюблена в него по уши. Пора хотя бы самой себе признаться. И держать себя в руках, чтобы не задушить его своей любовью, не оттолкнуть. Хотя, пойди, пойми их. Что я знаю о любви? У меня и парня-то никогда не было. С ума сойти. Дожить до весьма солидного возраста и ни разу не побывать ни с кем «в отношениях». Когда-то я презирала ровесниц, крутивших свои глупые романы. А сейчас я им отчаянно завидовала. Они хотя бы знали, что делать в таких ситуациях.
— А почему ты мне не сказал, что у тебя завтра пикник?
— Потому что никакого пикника у меня завтра нет.
Я опешила.
— А как же…
— А так. Пришла в голову идея, что надо что-то сделать, чтобы вы не кинулись друг другу глаза выцарапывать. Вот и брякнул первое, что пришло в голову.
Вот выдумщик!
— Теперь, хочешь, не хочешь, а надо организовать некое публичное мероприятие. Иначе некрасиво выйдет.
Дома ждал еще один сюрприз.
Марта повела Лию на какой-то кружок (надо же, у них появились деньги и время на кружки!), и в доме стояла тишина. Только когда за нами с Адамом захлопнулась дверь, раздался какой-то шорох, что-то брякнуло у матери в комнате, и она выглянула оттуда, прикрываясь дверью.
— А-а-а, это вы! — и сразу юркнула обратно. Там опять что-то загремело и зашуршало, а потом в салон вышел Марк с виноватой физиономией. За ним с таким же выражением выскочила мать, спешно что-то застегивая. Надо же! Вот шустрые! Ну, чтоб на здоровье им было!
— Тут это… — Марк почесал бороду, подбирая слова. Адам весело смотрел на него, приготовившись слушать оправдательную речь. А я просто подошла к маме, обняла ее и увела на кухню, не дожидаясь пока Марк, наконец, составит фразу.
Усадила маму на табурет, села за стол напротив, тряхнула головой заговорщически:
— Ну? Как?
Она вздохнула и вдруг расплылась такой широкой улыбкой, какой я у нее давным-давно не видела:
— Как-как? Хорошо, вот как! Знаешь, сколько времени у меня ничего такого не было? Я уж думала, что забыла, как это делается! Оказалось, помню!
Какое счастье, что у меня такая молодая и такая озорная мама! Лишь бы ей было хорошо, сколько можно жизнь свою на нас гробить?! Должна же быть и у нее своя радость, правда? Какие же мы с Мартой засранки — все только о себе, да о себе. А мамочка наша — ей всего сорок два года. Разве это возраст? Ей еще любить и любить! Вот и славно. За это стоит выпить.
Когда Марта с дочкой вернулись, мы с мамой уже основательно набрались какого-то вина, что нашлось в холодильнике, и ржали над всем вокруг. Нас все смешило: и как шептались Адам с Марком, серьезные такие, ну кто ж такое выдержит? И как прибежал Йоханан, о чем-то с ними переговорил вполголоса и снова выбежал, стукнувшись лбом об косяк — мы с мамой чуть животики не надорвали. Потом включили телевизор, по которому шел какой-то старый фильм и начали под него реветь, до того нам было жалко героев, бедуина и хазарку, влюбленных друг в друга, а им семьи никак не давали соединиться, и все кончилось плохо, все умерли. Потом, от души проревевшись, расстались: я отправилась спать к Марте с Лией, а клевавшую носом маму Марк унес в мою комнату, там они и остались. Вечно у нас все идет не так, как запланировано.
Йоханан, оказывается, все это время занимался организацией пикника, на который Адам пригласил эту малолетку. Собрали всех знакомых, знакомых знакомых и друзей знакомых знакомых. Я позвонила Богдане, пригласила и ее. А что, эта Замира припрется, а Богдана — нет? Фигушки.
Йоханан распределил обязанности между участниками. Кто-то должен был привезти мясо, кто-то — угли и мангал, кто-то — алкоголь. А наша доля — хлеб на всю компанию Решалось это по-хазарски просто: пять здоровенных половецких лавашей. Пышные, теплые, только из печи, чуть не в метр диаметром — ими вполне можно было накормить хоть пятьдесят человек.
Собраться решили в моем любимом парке над Итилем, там многие по вечерам жарили мясо. Тем более, что от реки веяло прохладой и было не так жарко. А после обильных возлияний и не менее обильного питания, можно было доползти до воды и плюхнуться в нее, постепенно приходя в себя.
В общем, день прошел в приятных хлопотах подготовки к пиру. Правда, посреди всеобщих хлопот позвонили жильцы моей квартирки и заявили, что сегодня съезжают. Срок аренды, оказывается, закончился. Как-то незаметно целый год прошел. Теперь надо искать новых жильцов — мы же уезжаем в Иудею, вот не было заботы, все одно к одному! Надо будет потом заехать туда, посмотреть, все ли в порядке. Ну, да все как-то образуется.
А не сдавать — нельзя.
.
Народ подошел к организации мероприятия очень серьезно. Когда я на своей беленькой машинке привезла Адама с Марком и заказанные лаваши, в парке уже вовсю кипела работа: в длинном мангале пылал огонь, какие-то незнакомые мне женщины накрывали столы, расставляли одноразовую посуду, а мужчины открывали бутылки. А после второй ездки — за мамой, сестрой и племянницей — уже вкусно пахло жареным на углях мясом, отчего сразу засосало под ложечкой. Все-таки у нас, хазар, это национальная пища, мы же бывшие степняки, даром, что давно осели и обленились.
Народ шумел, разбирая шампуры, нахваливая мясо и запивая горячий шашлык холодным вином. Как всегда, все говорили вразнобой и о разном. Я нашла глазами Богдану, та по обыкновению кокетничала с каким-то мужчиной, увидела меня, помахала рукой. Замиру я пока не обнаружила, но почему-то была уверена, что она тоже здесь. Во всяком случае, я бы на ее месте пришла. Из чистого любопытства.
