Как и все адвокаты, он советовал Адаму никаких заявлений не делать. Все отрицать и по каждому слову советоваться с ним. Это сильно замедляло следствие — но ведь это было только к лучшему. Так адвокат хотя бы мог время от времени встречаться с Адамом, видеть его, передавать ему от меня приветы, а мне — приветы от него. На вопрос: а как он себя там чувствует, пожимал плечами:
— Смеется!
И это было, конечно же, правдой. Только так он и мог себя вести.
Я устроилась на работу — мать поговорила со своими прежними работодателями и я подрядилась два разу в неделю мыть какие-то офисные помещения. Работа эта душевных затрат не требовала, что меня крайне устраивало. Деньги платят — и ладно. Правда, деньги эти были совсем уж крохотными, но все лучше, чем ничего.
Марта за это время сделала небольшую карьеру — из секретаря общей приемной стала личным секретарем босса. Денег стало больше, а вот свободного времени — меньше. Мама по-прежнему занималась с Лийкой, и я, глядя на них, вспоминала, как она возилась со мной и Мартой Те же хвостики, косички, заколочки, те же игры в куклы, те же песни и сказки, только я ревниво замечала, что с Лийкой это заполняет как бы всю ее жизнь, а с нами она занималась как бы через силу. Оно и понятно. Сколько ей было, когда я была в возрасте моей племяшки? 21? 22? Какие куклы, какие игры — работа, вечное изнурительное безденежье, и никто ей ничем не помогал, все сама. А ведь была она тогда совсем юной девчонкой, молодой женщиной со всеми женскими желаниями и мечтами. Бедная моя мама!
Каждый день я заводила свой верный «Атон» и ехала в тюрьму. В приемные часы надо было выстоять очередь вместе с такими же, как я, несчастными, чьи мужья, братья, сыновья сидели в глухих камерах с маленьким окошком под потолком, затем обязательно надо было сдать вещи на проверку — это отдельное унижение, а потом возвращаться обратно, не зная, дошло ли посланное до адресата или нет.
Мама своим практическим умом сразу сообразила, какие вещи нужно передать в первую очередь. Я бы ни за что не догадалась, например, что ему нужно купить несколько комплектов нижнего белья, не знала, что в таких местах «пробивает» на сладкое, что настоящая ценность там — чай и кофе, не говоря уж о сигаретах. И откуда она все это знала? Мама уверяла, что это просто элементарная житейская логика.
Марта старалась со мной не ссориться, но у нас и не получилось бы — она приходила поздно и без сил, и я приходила поздно и без сил. Странно, вроде бы весь день свободен, а столько хлопот, что и не замечаешь, как день уже кончился.
Часто прибегала Богдана, с которой мы как-то особенно близко сошлись за последний месяц. Рассказывала, что наследный принц Фейсал зовет ее жить в Халифат. Жениться на ней, он, конечно, не может, у него и так уже четыре жены. А вот снять ей симпатичную квартирку, обеспечить сносное содержание — вполне.
— Езжай, конечно, — говорила я. — Чего тебе тут думать? Сколько ты еще у «Интуриста» простоишь?
— А ну как он помрет? — смотрела на меня своими голубыми глазами русинка. — Не мальчик же! И что я там буду делать одна, в чужой стране, без денег и без друзей?
Я пожимала плечами.
— Вернешься, вот и все. Зато поживешь по-человечески.
Богдана махала рукой.
— Ага, поживешь с ним по-человечески! Его ж там родня загрызет. Или оппозиционеры замочат. Знаешь, какая там у них зверская оппозиция режиму?
И мы продолжали пить чай, избегая разговоров о собственном оппозиционере, который надел столько шума в нашем кругу.
Неожиданно пришла повестка на допрос к дознавателю. Но не в то здание, где я впервые увидела Адама, а почему-то в тюрьму. Сердце екнуло. Но деваться было некуда. Что я теряю, собственно?
Все тот же храмовый с все тем же планшетом сухо поздоровался со мной и приказал следовать за ним. Да, похоже, что в половецкие степи мы поедем с любимым вместе. Но вот за что? Какое обвинение они хотят предъявить мне?
Мы почему-то зашли в морг, служитель кивнул следователю, подвел нас к металлической каталке, стоявшей в коридоре. Господи, какая же тут вонь!
Служитель приподнял простыню.
На каталке лежало отвратительно вонявшее, синее раздувшееся тело, и меня сразу же вырвало. Я даже отбежать никуда не успела. Так рядом со рвотой и упала на цементный пол, больно стукнувшись затылком.
Очнулась от резкого запаха — служитель водил перед моим носом ваткой с какой-то гадостью.
— Слабенькие они все какие-то! — пожаловался следователю. — А убирать за ними кто будет? Опять я? Я вам в уборщики не нанимался!
Следователь, хоть и был белого цвета, но держался. Ничего не ответив противному дядьке, кивнул мне — мол, следуй за мной! — и пошел по коридору к своему кабинету. Предложил чаю. Я боялась, что меня опять вырвет, но чай был кстати.
— Вы опознали тело, предъявленное вам в морге? — официальным тоном спросил он.
Я кивнула. Опознала, конечно, как не опознать, несмотря на то, что изуродовано оно было до неузнаваемости.
— Назовите имя и фамилию того, кого вы опознали — он поставил передо мной свой электронный планшет, записывавший нашу беседу.
— Это — Замира. Фамилию не знаю, не интересовалась.
— Откуда она вам знакома?
— Ее ко мне год назад привела знакомая, просившая, чтобы я помогла ей устроиться на работу.
— Какого рода работу?
— Проституткой. — Мне было все равно.
— Вы помогли ей?
— Определенным образом.
— Каким?
Вот докопался!
— Я представила ее сутенеру Саману.
— И он стал ее сутенером?
— Понятия не имею. Я сразу же уехала из Кузара, и меня здесь год не было.
— Куда уехали?
— Путешествовать.
— Где вы были?
— Это имеет значение для следствия? — я посмотрела на следователя. Он сидел с непроницаемым лицом. — Все сведения о моих перемещениях отмечены пограничными службами в моем паспорте.
Он неожиданно кивнул.
— Да, мы проверяли. Все правильно. Когда вы ее видели в последний раз?
— На пикнике в парке месяц назад.
— И после этого не встречали?
— Нет. Мы не были ни подругами, ни просто приятельницами. Могу я спросить, что с ней случилось?
Следователь задумался.
— Тело было найдено в Итиле три дня назад. Проверяем две версии — убийство и самоубийство.
— И к чему склоняетесь?
Он удивленно поднял брови.
— Вы опять пытаетесь задавать вопросы вместо ответов? С моей стороны к вам вопросов больше нет, можете идти.
Когда я рассказала Богдане, захлебываясь от волнения, что, похоже, Замира-то — утонула, моя подруга как-то вяло отреагировала. Бывает, сказала, в Итиле часто тонут. Коварная река. И больше мы с ней к этой теме не возвращались. Действительно, каждый день в новостях передают про неосторожных любителей поплавать. Только ни русины, ни бедуины не знают, что печенеги плавать не любят и в Итиле не купаются. Ну и Бог с ними со всеми. Менты тоже закрыли это дело как несчастный случай…
