– Слава богу. И… не хочу об этом спрашивать, но все же… Ты точно сможешь управлять кораблем?
– Тут двух мнений быть не может, дамочка.
Ривер отключила связь и стиснула штурвал.
– Мы снова вместе, «Серенити», – сказала она своим обычным голосом – мягким, почти нежным. – Я не на тебе, я в тебе. Я – это ты. Ривер больше нет.
Она прикоснулась к ручке газа.
– Полетели.
22
Все могло быть и хуже.
Гораздо хуже.
Забыть о том, что исправительное учреждение № 23 – тюрьма, было невозможно. Здесь были ряды камер, каждая с решеткой и отъезжающей вбок дверью. Они располагались на двух уровнях вокруг центрального холла, соединенные друг с другом металлическими лестницами и мостиками. О том, что это тюрьма, напоминал и тот факт, что вся мебель, от коек до столов, была привинчена к полу. Резкий свет утопленных в поверхности люминесцентных ламп разгонял тени даже из самого далекого угла, хотя здесь был и дополнительный, более мягкий источник света в виде большой пирамидальной стеклянной крыши, через которую пробивались лучи заходящего солнца.
В общем, вы никогда бы не спутали это здание, например, со спа или с пятизвездочным отелем.
Однако внутри было тепло – по крайней мере, теплее, чем снаружи; если на дворе, наверное, было минус десять, то здесь температура, вероятно, поднялась на крошечную долю градуса выше нуля. Практически тропики.
Кроме того, здесь было очень тихо. Да, здесь стоял фоновый гул, который издают пятьсот человек, занимающихся повседневными делами в закрытом пространстве; иногда кто-то вскрикивал или заливался смехом, и кто-то время от времени шаркал ногами по полу, но никто не спорил и не ругался, никто никому не угрожал. Уровень агрессии был практически равен нулю. Более того, атмосфера в ИУ-23 казалась гнетущей, словно люди боялись нарушить правила – даже в отсутствие охранников, которые могли их за это наказать.
Мэл никогда не сидел в тюрьме, но не потому что активно старался в нее не попасть – просто его ни разу не поймали. Но пару раз ему пришлось побывать в полицейском участке, особенно в те дни, когда он озорничал на родной Тени. У него, юного сорвиголовы, часто возникали конфликты с шерифом Банди, который в своем роде был представителем закона в Севен-Пайнс-Пассе, родном городе Мэла.
Тем не менее Мэл в общих чертах представлял себе, на что похожа тюрьма – о ней ему рассказывали бывшие преступники, которых он встречал на своем пути. Тюрьма – это круглосуточные шум и ярость, это насмешки и вопли, это вонь потных тел и скверная кормежка, это накопленная агрессия, похожая на бомбу, которая может взорваться в любой момент, это необходимость постоянно быть начеку и не провоцировать сокамерников. Тюрьма – минное поле, где каждый неверный шаг может стать для тебя последним.
Здесь, в здании, которое его обитатели нарекли «Ледяным адом», ничего этого не было. Здесь царила атмосфера если не спокойствия, то покорности. Мэл сразу это подметил – по тому, как люди собрались вокруг прицепа и начали организованно сгружать и переносить ящики. Все, похоже, знали, что от них требуется, и усердно выполняли свою работу. И когда небритый мужчина и женщина со шрамом повели Мэла и его товарищей по тюрьме, ничего из увиденного не противоречило его первому впечатлению.
Кем бы ни был этот мистер О’Бэннон, обитателей ИУ-23 он держал в кулаке. «Интересно, любят они его или боятся, – подумал Мэл. – Скорее всего, они испытывают к нему смешанные чувства. О, этот дурманящий коктейль из обожания и покорности, на который уже столько веков полагаются диктаторы».
Двое заключенных проводили новичков к паре соседних пустых камер. В каждой были двухъярусные койки на стальных рамах, раковина и фарфоровый унитаз без крышки.
– Располагайтесь, будьте как дома, – сказал небритый мужчина. – А мы поищем для вас какие-нибудь матрасы.
– Ужин ровно в восемь, – добавила женщина и указала на выход из центрального зала. – Столовая в той стороне. Просто идите за толпой.
– А мистер О’Бэннон? – спросил Мэл. – Мне хотелось бы его увидеть.
На самом деле, Мэл совсем не горел желанием встречаться с мистером О’Бэнноном, но решил, что познакомиться с этим человеком и, быть может, втереться к нему в доверие было бы полезно. Более того, четверо гостей этого маленького тюремного королевства вызвали бы подозрения, если бы не попытались добиться аудиенции у его короля.
– Вы встретитесь с ним, когда он будет готов с вами встретиться.
– А когда это произойдет?
– Это не нам решать, – ответил небритый. – Мистер О’Бэннон действует, как ему нужно, и тогда, когда ему нужно.
– Но вы передадите ему, что мы хотим с ним познакомиться? Нам хочется хотя бы его поблагодарить.
– Передадим, не вопрос, – сказала женщина.
Видя, что их провожатые собираются уходить, Мэл подал знак Саймону. Давай. Это твой шанс.
Саймон откашлялся.
– Прошу прощения.
– Да? – сказал небритый.
– Насколько я понимаю, один мой друг… живет здесь.
– Вот как?
– Да. То есть я могу ошибаться, но я почти уверен, что он оказался в 23-м. Это одна из причин, по которым мы решили прийти именно сюда. Приятно увидеть знакомого, и все такое.
– И как зовут парнишку?
– Вен, – ответил Саймон. – Эсо Вен.
Небритый мужчина и женщина со шрамом на лице вздрогнули и встревоженно переглянулись. Затем небритый подошел к Саймону и прошипел:
– Запомни то, что я тебе сейчас скажу, приятель. Я сделаю вид, будто ничего не слышал, а ты, если не дурак, притворись, что человека с таким именем не знаешь. Ни с кем про него не говори. Никогда про него не упоминай. Это тебе первое и последнее предупреждение. Понял?
Перемена, произошедшая с заключенными, пугала: их гостеприимство в один миг превратилось чуть ли не в ненависть. Более того, Мэлу показалось, что они напуганы – словно имя Эсо Вен было для них чем-то вроде проклятия.
– По-о-нял, – ответил Саймон.
Не говоря больше ни слова и не оглядываясь, небритый и женщина со шрамом ушли.
23
– Кто-нибудь знает, что сейчас было? – озадаченно спросил Джейн. – Они бросились наутек, словно ошпаренные коты, а ведь док просто спросил про Вена. Обычно люди так себя не ведут.
– Можно подумать, что Вен убил их первенца, – добавила Зои.
– Такое чувство, словно его имя под запретом, – заметил Саймон.
