На пассажирском сиденье сидит не взрослый человек, а озлобленный, потерянный и уставший бороться за жизнь ребенок. Ребенок, который хочет вернуться на шестнадцать лет назад и получить потерянную теплоту и родительскую любовь.
Мне по-настоящему жаль девочку. И жалость пугает, как никакой враг до этого. Я скрываю эмоции за маской равнодушия – незачем предоставлять волчице шанс воспользоваться слабостью. Часть меня кричит, что доверять нельзя, и дело не в неудачном родстве. Но кто же будет слушать разум? Точно не я, сейчас мной руководит зверь. Я привел в дом незнакомую девушку, чего, к слову, никогда не делал.
Неловкость витает от самого дома Константина. Чувствую себя… да никогда я себя так не чувствовал! Уверен, сапер на минном поле ведет себя решительней. Растерянность, неуверенность, страх – неотъемлемые спутники в словах и действиях, и одновременно удовлетворение от встречи и близости. Вполне можно тронуться умом…
Лежу в своей постели, сверлю потолок взглядом. Яна опускает сумку на пол, тихо открывает молнию. Шуршание ткани, легкие шаги, звук льющейся воды. Мысли о долгожданном отдыхе тлеют под натиском разгорающегося интереса. Фыркаю, отрезвляя себя, и ложусь обратно, накрываясь одеялом. Спать! Переворачиваюсь на живот.
Волчица старается не шуметь.
– Я не сплю, можешь не красться, – говорю я.
– Я и не крадусь, – она медлит, сворачивая вещи.
– Ложись, – я откидываю угол одеяла. Меня награждают таким убийственным взглядом, что впору сдохнуть. – Если тебя не устраивает соседство, диван на первом этаже свободен. – Девчонка тут же двигается к двери. – Ой, как все запущено, – я скидываю одеяло и натягиваю на себя скомканное в ногах покрывало. – В джинсах даже не думай лезть в постель, ты в них ходила по улице, я брезгливый. – Предложи ей сейчас свои вещи, из принципа откажется и ляжет, как стоит, в джинсах и топе. Нужно отвезти злючку в магазин, девочки же любят шмотки. – Янка, я не только видел твои трусы, но и трогал их, раздевайся. Если стесняешься, покажу свои.
Я спускаю ногу на пол.
– На твоем месте я бы обратилась к врачу. Твое желание ненормально, – девчонка стягивает узкие штанины, сидя на самом краю постели.
– Вот ты как, значит, умеешь, Янка-хулиганка. Остра на язык, – я перебираю в голове множество колких ответов, но произношу: – Спокойной ночи.
Не вставая, злючка вешает джинсы на стул.
– Издеваешься? – Она поворачивается, прикрыв бедра.
– Нет.
– Спокойной ночи. – Девочка, подтянув ноги, укрывается с головой. Между нами при желании вполне могли поместиться еще двое.
– Не свались. – Я притягиваю кокон ближе к центру кровати.
Поиски окончены, волчица лежит рядом, зверь урчит от удовольствия. Что мне еще нужно-то для сна?
Я переворачиваюсь на бок, девочка не двигается, спит, сжавшись в позе эмбриона. Если не слышать размеренного дыхания, то можно подумать, на краю кровати сбитое в комок одеяло. Но локон темных волос выбирается на свободу и выдает свою хозяйку.
Глава 22
Яна
***
Не ожидая, что смогу расслабиться рядом с блондином, плотно заворачиваюсь в еще сохранившее тепло и запах хозяина одеяло, пропустив через легкие манящий мужской аромат, перевожу дыхание и не понимаю, как отключаюсь. Мой крепкий сон ничего не нарушает, пока я сама не распахиваю глаза.
Хочется спрятаться от слепящего солнца – как можно не иметь штор на окнах спальни?
К кулинарной передаче, доносящейся с первого этажа, изредка присоединяются мужской и женский голоса.
– Она похожа на своего отца? – интересуется женский голос.
– Нет, я бы и не узнал, что это дочь Марка, если бы не запах, – отвечает мужской.
– Это хорошо! Красивая?
– Мам!
– Нет, ну подумай. Не очень приятно быть живым напоминанием о грехах своего отца, девочке пришлось бы тяжело в стае. Иметь общие черты с Марком… это…, – женский голос произносит с жаром.
– Мам, а давай потише. Яна истощена, но не глухая. – Мужской голос не принадлежит блондину, но я его уже слышала. – И да. Красивая. Полная противоположность Илье. Темные волосы и глаза, светлая кожа.
– Давай я отнесу поесть, ты уже приготовил? – предлагает женский голос.
Я вскакиваю с постели, как ужаленная. Мягко на пальчиках пробегаю в ванную, искренне надеясь, что если кто-то и поднимется в спальню, то в ванную вторгаться не решится.
– Илья запретил тебе заходить к нему в комнату. Если Яна спустится сама, познакомишься, – Мужской голос, на радость мне, категоричен.
– Илья запретил! Когда это дети запрещали своим родителям? – Женский голос выражает недовольство и разочарование. Мои щеки пылают, а ладони становятся влажными. Я не готова к знакомству с матерью оборотня! С ее появлением сомнения в правдивости слов блондина отпадают сами собой. Он же мог соврать, зная, что волчица слаба и не чувствует притяжения пары. Посмеяться. Вполне возможно, оборотню бы захотелось немного поглумиться и унизить дочь «предателя». – Я только оставлю поднос и уйду, – настаивает женский голос.
– Ага. – Мужчина смеется. – Верю-верю, сам брехун.
– Роман!
– Нет, мам.
– Кстати, а где Илья?
Прижавшись спиной к двери, я бесшумно выдыхаю. Разговор продолжается, а мысль о знакомстве забыта.
– С Альфой. Вчера старший не рассчитал силу. Лео повез Илью объясняться с правящим Светлых за беспорядок в баре и гибель их человека..
– Надеюсь, не будет проблем?
– Он защищал свою пару, закон на его стороне, тут не придраться.
– Это же кровососы, им не нужен повод, они его выдумают.
– Не переживай, мам.
События вчерашнего вечера проглядывают сквозь плотную пелену наркотического дурмана. Смазанные, нечеткие. Я потеряла связь с реальностью в один момент. Кровь выбивала виски, картинка мужского лица плыла, трансформировалась, а потом я просто увидела блондина перед собой. Еще я слышала волчицу, она выла, звала кого-то. А сейчас? Прислушиваюсь к себе. Тишина.
Поначалу молчание волчицы меня пугало, но и с ним я научилась жить. Мне даже нравилось – так я была похожа на людей, практически не отличалась.
– После твоих слов сразу стало легче, – иронично замечает мать блондина.
– Он позвонит, как вернется, я ему передам, что ты беспокоишься.
– Да что мне ваши звонки?..
Я поворачиваю барашек крана, заглушая семейную перепалку и голодное урчание желудка звуком льющейся воды.
В углу за дверью, под раковиной, у ванны – везде, где есть свободное место на полу, выстроены пирамиды с вершинами из носков. Я готова встретиться с матерью блондина прямо сейчас, в очередной раз запнувшись о грязную мужскую одежду, и указать ей на пробелы воспитания отпрыска. Ищу взглядом швабру, но в этом доме или не принято убирать, или убирают везде, кроме спальни. Принимаюсь пинать под раковину мужские боксеры идиотской расцветки. Улыбающиеся ананасы смотрят на меня обиженно, даже оскорбленно.
