А что парень мог сказать врачу в студенческой поликлинике?..
Что ночь за ночью его душит страх, не убийца ли он?
Что днём даже на свежем ветру его преследуют запахи обугленной плоти и горелого пластика?
Что когда он просыпается, трясясь и кашляя, и подносит руки к лицу, чтобы вытереть слёзы – кисти в темноте слабо, но отчётливо светятся синим?
Он был уверен, что сошёл с ума. Но рассказать о светящихся руках всё-таки не смог. Это, как ему показалось, даже для сумасшедшего перебор.
В результате его определили «отдохнуть» в отделение пограничных состояний психоневрологического диспансера. И там, казалось бы, банальный невроз вдруг полыхнул заревом на полнеба. Теперь Илье казалось, что синий огонь преследует его наяву, обжигает и словно бы толкает куда-то, подгоняет бежать, прятаться… Или же что-то искать?
Со стороны это выглядело, наверное, жутко и жалко: здоровенный парень стонал и выл, рвался куда-то, неразборчиво кричал и плакал. Что он тогда видел, что его так пугало? Илья и сам потом не мог вспомнить. Невроз, он и есть невроз… Лекарства помогали, конечно. Огонь задыхался и гас в душной серой пелене медикаментозного отупения. Но при этом в памяти словно бы всё шире расплывалось пятно, за которым уже почти не различались не только авария и последовавшие за ней месяцы кошмаров, но и прежняя жизнь, учёба, дом, родители…
Илья не помнил, чтобы мать или отец навещали его в больнице. Он точно знал, что они приезжали: откуда-то ведь появлялись новая одежда, книги, разрешённые в стационаре продукты. Но самих визитов родителей он вспомнить не мог. И постепенно забывались их лица и голоса, и те чувства, которые были с ними связаны. И только намного позже он узнал, что так начинался процесс его вербовки на службу.
Стереть память, избавить от старых чувств. Чем меньше у человека привязанностей – тем меньше в его жизни страха.
***
Световой день в июне длинный. Уже двенадцатый час, а за плотными занавесками ещё плещутся синие сумерки. Пора спать. Но сначала, как всегда, нужно проверить кое-что.
Илья отодвинул занавеску на окне, смотрящем на лес. Неслышно поднял шпингалет и распахнул рамы. В комнату хлынул тёплый лесной коктейль запахов: травы, цветы, влажная кора. Илья перелез через подоконник, аккуратно прикрыл за собой окно и, пригнувшись, перебежал под прикрытием кустов смородины к забору, выходящему на опушку. Присев на корточки, опустил руки ладонями к земле, замер и закрыл глаза.
Слушать.
Маловероятно, что крик донесется на большое расстояние. Но если что-то происходит хотя бы километрах в пяти – есть шанс успеть.
Ни звука. Ни треска веток. Ни гвалта спугнутых птиц.
Слушать надо не звуки.
Лес молчит. Но это не спокойное, умиротворённое молчание. Будто хищник затаился перед прыжком.
Илья открыл глаза и медленно поднял руки к лицу. Они не светились.
Всё в порядке…
Он встал и вернулся к дому. Залез в окно, закрыл створки, поймал заунывно пищащего в темноте комара. Теперь можно ложиться спать.
Подъём – в полседьмого утра. Зарядка, короткая тренировка. Вместо душа – ведро остывшей за ночь воды на лужайке за домом. Смолоть кофе в старинной кофемолке-мельничке. Завтрак. Вымыть посуду. Утро расписано по минутам. Легко и не страшно жить, когда в жизни порядок – даже в мелочах.
Мотоцикл заводится мгновенно, словно радуется предстоящей прогулке, как пёс. Илья надевает шлем и перчатки, по привычке ровно и глубоко дыша. Давно уже прошли те времена, когда один только вид двухколёсной машины и треск двухтактного двигателя способны были «подбросить» пульс до ста шестидесяти. Но полезные привычки лучше не забывать. А то выйдешь как-нибудь на улицу без перчаток – а там…
А что – там?
А мало ли. Бык прибежит. Из соседней деревни. Боишься здоровенных страшных быков, а, страхоборец?..
– Здрасте, – привычно поздоровался Илья с пустой стойкой почтового отделения.
– Привет, болезный. Ничего нету для тебя, – донеслось из-за двери подсобки. Заведующая отделением, она же единственный сотрудник, Полина Юрьевна являлась народу только в особых случаях – если было что выдать или принять.
– Ну, до завтра тогда. – Илья развернулся и пошёл к выходу.
– Ой, чуть не забыла. К Семёнычу зайди! – догнал его бас тёти Поли.
– Вас понял! – Илья, вздохнув, снял мотоцикл с подножки и покатил по тропинке к соседнему зданию, в котором располагался «сельсовет». Что-то случилось всё-таки…
Михаил Семёнович Попов, глава администрации Перовской сельской территории (в продолжение темы «сельсовета» именуемый не иначе как «председателем»), услышав шаги на скрипучем крыльце, сам вышел встретить посетителя.
– Здоров будь, проходи, – он пожал Илье руку, уже привычно не обращая внимания на перчатку. – Таня в магазин убежала. Сахар кончился. Ты же кофе без сахара пьёшь?
– Да я кофе только без воды не пью, – Илья засмеялся, – потому что тогда его жевать приходится.
– Ну, я так и понял. – Председатель указал Илье на стул у стола для совещаний и нажал кнопку на кофемашине – диковинном в здешней глуши агрегате. – Вот сейчас заправлю тебя кофейком – да озадачу. Уж прости. Дело появилось.
– Случилось что-то? – Илья напрягся.
– Случилось. – Председатель шумно вздохнул. – Но хоть не стряслось, и на том спасибо. Ты же слышал – в Варакинском районе один из ваших пропал?
– Ну само собой, слышал. Он же уже месяц как пропал. И непонятно, с чем это связано. Может, и не с нашей службой вовсе.
– Так вот. – Председатель поставил перед гостем чайную чашку, наполненную кофе от силы на треть. Над столом поплыл дивный аромат, и Илья с нескрываемой завистью покосился на столик с кофемашиной – что за марка зёрен у начальства, интересно?.. – Итальянский. Хочешь – закажу и тебе, – прокомментировал этот взгляд председатель. Илья с благодарностью закивал. – Дорогущий, зараза… Но того стоит. Так вот. Тот ваш сотрудник – Бекетов – недавно объявился в городе. И выяснилось это совершенно случайно. То есть он не пошёл в вашу контору, а просто явился в ЖЭК и оформил временную прописку у своей тёти. И встал на учёт в службе занятости. Вот так.
Илья замер с чашкой у рта.
– Эт-то как понимать?
– Да кто бы знал. Мне вот сейчас позвонили из Варакинской администрации – к ним пришёл запрос по его зарплате за год, предшествующий увольнению. Они там, пардон, офигели – какое увольнение, если он у них пропавшим числится? Ну и начало всё раскручиваться. Он, оказывается, вообще ничего не помнит. Он уверен, что уволился и сразу же уехал в город. У него и трудовая на руках. С записью! Бурцев своих на уши поставил – кто и когда расчёт делал, запись вносил? Никто ничего не знает и такого не помнит. Дошло до того, что он вызвал полицию и попросил определить, чей в трудовой почерк. Ну а за полицией и ваши примчались. Я даже удивился – почему не они первыми. А потом сообразил – у вас же никаких бумаг на сотрудников не ведётся. Как-то по-другому всё…
