– Как так-то? Уже отключили номер? А, ну да, если долго не пользуешься…
– А как мне теперь найти-то её? – Илья в отчаянии едва не швырнул телефон в стену.
– Погоди, парень. – Тётка снова взяла телефон. – Не суетись. Так, это Катин, если Аня у неё в больнице, может, по её телефону ответит… – Она нажала «вызов» и поднесла трубку к уху. – Слушай, что-то тут не то, – сказала она через несколько секунд. – Этот номер тоже не существует. Не недоступен, а не существует совсем! А я с Катей разговаривала с месяц назад. Так быстро не отключают! Только если сам пойдёшь и отключишь. А зачем бы это ей понадобилось? Что ж там такое творится? – Женщина, нахмурившись, принялась листать список контактов. – Сейчас позвоню ещё нашему дяде, деду Аниному. Но он вообще с их семейством редко общается, может ничего и не знать. Погоди минуту. – Коротко переговорив с кем-то, явно глуховатым и недовольным, тётка выключила телефон и уставилась на Илью уже с испугом. – Ничего он не знает. От меня вот узнал, что Катя в больнице. Никто им не звонил… Чертовщина какая-то!
– Боюсь, что примерно так и есть, – медленно проговорил Илья. – Дело в том, что я… В общем, я страхоборец. И знаю про то, что случилось с Аниным отцом. И теперь из-за этого она сама в опасности. Зря она сюда приехала…
– Страхоборец?! – Женщина отшатнулась, потом лицо её осветилось надеждой. – А я-то думала, вас уже не осталось. Так что, значит, это хорошо, что Аня уехала? Если ей тут опасно было находиться…
– Не так всё просто, – вздохнул Илья. – Тут я мог хоть мало-мальски приглядеть за ней. А там, во Владимире – никого из наших нет. Придётся кому-то ехать, охранять её. Дело очень серьёзное. – Он умоляюще посмотрел на женщину. – Я понимаю, вы меня видите в первый раз в жизни. Пришёл тут с какими-то сказочками и… Но мне нужен Анин владимирский адрес. Пожалуйста…
– Сказочками, сказочками, – горько сказала женщина. – От этих сказочек я сестру несколько лет лечила. И Аньку, считай, лет до трёх растила, потому что Катя не в себе была. Так что эти сказочки – очень даже быль для нашей семьи. И хорошо, что не только плохое из этой сказочки – быль. Я, честно сказать, даже не верила толком, что страхоборцы на самом деле есть.
– Ну есть мы, а толку… Я всё равно не знаю, что делать. Но адрес дайте, пожалуйста. Начальству передам, может, что-то смогут сделать.
– У вас ещё и начальство… Прямо организация целая? Ничего себе! Ну ладно, записывай.
Илья записал адрес в заметки телефона, в третий раз вышел на крыльцо и набрал номер Павла. К счастью, хотя бы этот номер существовал, а абонент был в зоне действия сети. Илья пересказал то, что узнал от Аниной тётки.
– Не знаю, что делать, если честно. Во Владимир ехать?..
– Это надо Петрову звонить. Я сам с ним свяжусь. А ты проверь – движется ли аномалия. Есть подозрение, что это связано. Сам понимаешь – может, Страх подобрался так близко, что Покой вот таким вот… Чёрт, эффективным способом убрал с доски важную фигуру. Только не лезь близко, слышишь?!
– Да понял я, понял…
Теперь – за околицу, на тропу, идущую в обход деревни. Оставить мотоцикл, передвигаться не торопясь, держась ближе к самым старым деревьям – в надежде, что в случае чего помогут, поддержат. Останавливаться каждые пять-десять шагов, осторожно опускать руки на землю… Слушать.
Ничего.
Ничего…
Ни…
Больно!..
Началось. Всё тело – сплошной ожог. И на этот ожог плеснули спирта.
Ничего нет в мире, ничего не осталось. Только кошмарная боль.
Боль похожа на белый больничный потолок. Он высоко, но он давит, не даёт дышать. Он ограничен стенами, но он бесконечен. Потому что ты зафиксирован на кушетке. Ты не можешь повернуть голову и увидеть стены. Сейчас для тебя белый потолок – это весь мир.
Боль – весь твой мир.
Боль – вся твоя вечность.
«Гори. Ты это заслужил».
Шипит пламя. Шипят и трещат, сгорая, кожа, мышцы, кости.
«Ты – убийца. Ты знаешь это? Ты знаеш-шь… Ты убил своего друга. Ты убил своего командира. И свою любимую ты тоже убил. Ты что, поверил, что она просто уехала? Она уже здес-с-сь, с-с-с на-а-ами… С-с-с на-ами…»
Снами…
Кошмарами.
Обрывки воспоминаний бурлят бешеными бурунами, захлёстывают рассудок, топят в своём мутном стылом потоке. Чья это память – Кости Бекетова? В этой памяти – боль, белое бескрайнее безмолвие боли. Оглушительная тишина крика. Дышать ледяной водой и песком – и задыхаться от невыносимого давления упавшего на грудь пёрышка.
Всё искажено. Ничего уже не будет прежним.
Кошмар вошёл в солнечное утро, как к себе домой.
Вот он. Костя корчится на пороге своего дома, скребёт стёртыми в кровь пальцами утоптанную тропинку, ведущую к калитке. Ползёт к выходу, пытается звать на помощь. Никого. Никто не поможет, никто не отведёт боль. Ясное утро, а на улице ни души. Страх всех распугал. Страх грызёт жертву, разрывает внутренности, как зазубренный нож, двумя свёрлами вкручивается в виски.
«Память…»
Спасение приходит с неожиданной стороны. Память отказывается играть на поле Страха.
Ничего не соображающий, перепачканный пылью и кровью человек, дрожа, поднимается на ноги. Долго стоит и разглядывает собственные исцарапанные ладони, как чужеродные предметы. Поворачивается и заходит в дом.
Темнота.
Свет. Темнота.
Новая картинка – вокзал, смутно знакомая немолодая женщина, обнимает, суетится, хватает и снова отдаёт обратно сумку.
Всё хорошо.
Руки уже зажили.
Всё хорошо.
А что – разве когда-то было плохо?..
Сознание зацепилось за какие-то странные ритмичные и заунывные звуки. Илья не сразу понял, что это его собственные стоны.
Осознал себя, попробовал зашевелиться – и хрипло закричал.
Точнее, едва слышно захрипел, закашлялся – и едва не потерял сознание от вернувшейся чудовищной боли.
Кричать – больно. Кашлять – кошмарно больно. А шевелиться… Нет, не надо.
«Что делать-то…»
Постаравшись максимально расслабить все мышцы, Илья просто ждал, ровно и неглубоко дыша. Всё равно отпустит, не будет так продолжаться вечно…
Сколько прошло времени – он не знал. Но вот наконец показалось, что боль стала… Слабее?
Начать с малого. Пошевелить рукой.
Больно!..
Но сознание не потерял – уже хорошо. Ещё полежать.
Пройдёт…
Только когда лес погрузился в вечернюю прохладу и синеватые тени, а над неподвижным телом зазвенело целое облако голодных комаров, Илья наконец смог приподняться и сесть. С замиранием сердца глянул на кисти рук – ожогов нет. Значит, всё это просто мерещилось…
