Сын Леопарда подумал о том, что на открытом месте опасность возрастает. Медведь снова стал их догонять.
Жгучая боль в веке только распалила его гнев. Он забыл об осторожности; кровь прилила к голове, дыхание стало еще тяжелее, зверь яростно, отрывисто рычал. Теперь уже ничто не могло его остановить.
Нао хотел было уж повернуться и принять бой, но в это время Нам, бежавший впереди, окликнул его. Вождь увидел большой выступ, который загораживал проход, оставляя только узенькую щель. Нам был уже по ту сторону щели, Гав только что влез в нее. Только три шага отделяли уламра от зверя, когда Нао, в свою очередь, скользнул в отверстие, задевая его стенки плечами. Медведь с разбегу налетел на скалу, но в узкую дыру пролезла только его морда. Он обнажил жернова и пилы своих зубов, издавая ужасающий рев. Но Нао больше не боялся его. Уламры очутились внезапно за совершенно непроходимым заграждением. Камень, более могучий, чем сотня мамонтов, более долговечный, чем жизнь тысячи поколений, остановил медведя так же уверенно, как смерть.
Сын Леопарда засмеялся:
— Теперь Нао сильнее медведя-великана. У Нао есть палица, топор и дротики. Он может ранить медведя, а медведь не может причинить Нао вреда.
Нао размахнулся палицей, но медведь успел спрятать голову. Гнев его не утих, он раздувал его бока, стучал в висках, толкал его на неосмотрительные поступки; однако зверь не поддался ему. Двукратный опыт подсказывал, что человек — опасный враг и, чтобы уничтожить его, мало одной силы, нужны хитрость и осмотрительность. Он выследит и нападет на него врасплох.
Медведица, еще не наученная горьким опытом, рычала сзади; она не пострадала от встречи с человеком и не извлекла из нее урока предусмотрительности.
Рев самца призывал ее к осторожности; она остановилась, предполагая, что на пути встретились какие-нибудь неодолимые препятствия, она не могла себе представить, что опасность исходила от столь тщедушных существ, как те, что спрятались там, за уступом скалы.
Глава IX
Скала
Нао хотел сразиться с хищником. Злоба шевелилась в его сердце. Пронизывая глазами мрак, он держал наготове острое копье.
Но медведь оставался невидимым, самка ушла. Вождь успокоился. Он подумал о том, что день на исходе и что надо успеть засветло спуститься в долину. С досадой в сердце пошел он к выходу из пещеры. Подземный ход расширился, и с каждым шагом в нем становилось светлей. Наконец уламры выбрались на вольный воздух и радостными криками приветствовали осенние тучи, плывшие по небу, крутой спуск с горы и открывшуюся перед ними равнину. Местность была им знакома. Они еще в детстве исходили эти леса, саванны, холмы, перебирались через болота, делали остановки на берегу реки или под отвесом скал. Еще два дня ходьбы — и они придут к Большому болоту, на берегах которого уламры собирались после войн и охотничьих походов.
Нам смеялся, как ребенок, Гав радостно протягивал руки, а Нао, взволнованный воспоминаниями, чуть слышно прошептал:
— Мы скоро увидим племя!
Все трое уже чувствовали его близость, она слышалась в осенних шумах, просвечивала в блеске вод, весь облик местности здесь был иной, не похожий на земли, оставшиеся позади, на юго-востоке.
Уламры вспоминали теперь только о счастливых днях, проведенных со своим племенем. Нам и Гав, которым часто приходилось испытывать на себе жестокости старших соплеменников, сносить тумаки злого Фаума, чувствовали теперь себя в полнейшей безопасности. Они с гордостью поглядывали на маленькие огоньки, которые им удалось, несмотря на страдания, борьбу и усталость, донести до своего племени.
Нао жалел, что ему пришлось пожертвовать своей клеткой. Но разве не с ним камни, которые содержат в себе огонь и разве он не знает тайны, как его извлекать? А все же он предпочел бы сохранить, как и его товарищи, эту маленькую сверкающую жизнь, которую с таким трудом отвоевал у кзаммов.
Спуск был трудный. Осенью обвалов и трещин стало больше. Уламры спускались с помощью копий и топоров. Наконец последнее препятствие было пройдено, и они вышли на равнину: перед ними была ровная, хорошо знакомая дорога. Окрыленные надеждой, они не обращали больше внимания на окружающие их опасности.
Они шли до сумерек. Нао отыскивал удобную излучину реки, чтобы расположиться на ночлег. День тяжело умирал, в глубине туч разливался красноватый свет, зловещий и мрачный; выли волки, жалобно лаяли собаки, они бродили стаями по опушке леса. Их многочисленность удивила уламров. Очевидно, их привлекло сюда, в места, богатые добычей, переселение больших стад травоядных. Но, по-видимому, они уже исчерпали свои запасы. Их крики возвещали о голоде. Отряд прибавил шагу, зная, что волки и собаки в большом количестве опасны.
Под конец животные разбились на две огромные стаи: справа — собаки, слева — волки. Обе стаи охотились за одной и той же добычей, и потому часто останавливались на одних и тех же местах. В таких случаях они ощетинивались, рычали, угрожая друг другу. Волки были крупнее и сильнее собак, но собаки были многочисленнее. По мере того как ночь поглощала сумерки, глаза их светились ярче. Уламры видели множество маленьких зеленых огоньков, которые перемещались, как светляки.
На вой и лай уламры отвечали иногда протяжным воинственным криком, который заставлял животных держаться на значительном расстоянии. Но чем больше темнело, тем звери напирали все сильнее и сильнее. Уже явственно был слышен мягкий шум их лап. Впереди шли собаки. Некоторые из них даже опередили людей. Они то пытались преградить им дорогу, то с пронзительным лаем отбегали в сторону.
Волки, обеспокоенные тем, что собаки могут перехватить у них добычу, двинулись на них сомкнутой стаей.
Столкновение становилось неизбежным. Собаки тоже сгрудились в кучу, уверенные в своей силе и в своей многочисленности. В последнем сумеречном свете обе стаи смешались в мертвой схватке.
Но не все хищники принимали в ней участие: часть волков и собак продолжали бежать за уламрами, образуя две длинные очереди.
Это упорное преследование в конце концов не на шутку обеспокоило людей. В темный вечер, среди такого количества врагов, они чувствовали себя далеко не безопасно.
Забежав вперед, огромный пес, ростом с доброго волка, оскалив сверкающие зубы, прыгнул на Гава. Молодой воин метнул дротик; собака с протяжным воем упала на землю. Уламр прикончил ее ударом палицы. На жалобной вой сбежались остальные собаки; стадное чувство было развито у них сильнее, чем у волков, и когда одна из них оказывалась в опасности, вся стая иногда осмеливалась нападать даже на крупных хищников. Нао боялся, как бы этого не произошло и в данном случае.
Он подозвал Нама и Гава, втроем они представляли более внушительную силу. Собаки, слегка озадаченные отпором, окружили их возбужденно рычащей сворой…
Стоит только одной из них броситься на людей, все остальные последуют за нею, и вмиг человеческие кости забелеют на равнине.
