Четыре африканских вида известны среди туземцев под именем «бореле», «кейтлоа», «мучочо» и «кобаоба». Два первых вида относятся к черным носорогам, то есть общая окраска их шкуры темная, тогда как мучочо и кобаоба
— белые насороги, и шкура у них грязно-белесого цвета. Черные носороги много мельче — чуть ли не вполовину против белых — и отличаются от них длиной, посадкой своих рогов и некоторыми другими особенностями.
Рога у бореле расположены, как и у всех прочих видов, на когтистом бугре над ноздрями, откуда и произошло это наименование — носорог. Но у бореле они торчат вверх, слегка отклоняясь назад, и один позади другого. Передний рог у него длиннее — он достигает восемнадцати дюймов в длину, а иногда и более того, но часто бывает обломан или же стерт. Задний рог у этого вида напоминает скорее что-то вроде шишки, тогда как у кейтлоа, то есть у двурогого черного носорога, оба рога вполне развиты и имеют почти одинаковую высоту.
У мучочо и кобаоба задний рог развит слабо; зато передний у обоих этих видов значительно длиннее, чем у бореле или кейтлоа. У мучочо он нередко достигает трех футов длины, а у кобаоба можно зачастую увидеть рог в четыре фута, торчащий над концом его безобразной морды, — грозное оружие!
У двух последних видов рог не загнут назад, а направлен острием вперед, и, так как оба эти носорога держат голову низко склоненной, их длинное острое копье оказывается нередко в горизонтальном положении. Формой и длиною шеи, посадкой ушей, да и многими другими особенностями черные носороги существенно отличаются от белых. Несходны они и образом жизни. Черные питаются преимущественно листьями и ветвями колючих кустов, таких, как колючая акация или «стой-погоди», тогда как белые живут травой. Черные свирепей нравом — они набрасываются и на человека и на любого зверя, какой попадется им на глаза, а иногда как будто даже срывают свою ярость на кустах и разносят их в клочья.
Белые носороги тоже довольно свирепы, если их поранить или раздразнить, но, в общем, склонны к миролюбию и позволяют охотнику пройти мимо, не причинив ему вреда. Они легко жиреют, и мясо их пригодно для еды. Из всех африканских животных ни одно так не ценится за мясо, как теленок белого носорога. Напротив, черные носороги никогда не жиреют, и мясо у них жесткое и невкусное.
Рога всех четырех идут у туземцев на различные нужды, так как они крепки, прекрасной фактуры и отлично поддаются полировке. Из самых длинных рогов местные жители выделывают массивные трости, а также шомполы для своих ружей. Рога покороче идут на молотки, стаканы, ручки для разных небольших инструментов и тому подобные поделки. В Абиссинии и других областях Северной Африки, где в ходу мечи, их рукояти делаются из рогов носорога. Шкура носорога также идет на различные изделия, между прочим — на кнут, известный под названием «ямбок», хотя ямбок из шкуры бегемота ценится выше.
У африканских носорогов, как мы уже упоминали, кожа не имеет ни складок, ни шишек, характерных для их азиатского сородича, но и у них она далеко не мягкая. Она так толста и труднопроницаема, что обыкновенная свинцовая пуля нередко сплющивается, ударяясь о нее. Чтобы она могла наверняка пробить шкуру носорога, ее отливают из особо твердого сплава.
Носорог не относится к водяным животным, вроде бегемота, однако и он любит водную стихию, и его не часто встретишь вдалеке от воды. Всем четырем африканским породам по нраву лежать и кататься в грязи — совсем как свиньям в летний день; и обычно они ходят сплошь облепленные грязью. Днем их можно увидеть лежащими или стоящими в тени какого-нибудь густого деревца мимозы в состоянии дремотной лени; ночью же они бродят в поисках пищи и водопоя. Если подойти к носорогу с подветренной стороны, его нетрудно захватить врасплох, потому что его крохотные бусинки-глаза не очень зорки. Наоборот, когда охотник идет по ветру, носорог может учуять его издалека, так как нюх у него превосходный. Будь носорог одарен к тому же и острым зрением, нападать на него было бы опасной игрой: бежит он с такой быстротой, что на первых порах обгоняет коня.
В броске и в беге черный носорог далеко превосходит белого. Все же охотнику легко от него увернуться: он только должен проворно отскочить в сторону, предоставив зверю слепо мчаться вперед.
Туловище черного носорога достигает шести футов высоты считая до плеч, и тринадцати футов длины. Белый крупнее: кобаоба имеет все семь футов вышины и четырнадцать длины.
Неудивительно, если зверя таких необычайных размеров приняли с первого взгляда за слона. Носорог породы кобаоба — самое крупное после слона четвероногое. При своей огромной морде — до полутора футов ширины, — неуклюжей вытянутой голове и громоздком туловище он производит впечатление такой мощи и тяжеловесного величия, что в этом не уступает самому исполину-слону, а, по мнению иных, даже превосходит его. Он, можно сказать, являет собою как бы карикатуру на слона. Поэтому не так уж груба была ошибка, когда ван Блоом и осталые, глядя из-за фургона, приняли кобаоба за могучего слона.
Черныш, однако, вывел всех из заблуждения, объявив, что животное, которое они видят, — белый носорог.
Глава 18. ЖЕСТОКАЯ БИТВА
Когда они впервые заметили кобаоба, тот, как сказано, только что вышел из чащи кустарника. Не задерживаясь, зверь прямиком направился к упомянутому выше озерцу, очевидно, с намерением добраться до воды. Эта заводь была, конечно, обязана своим существованием роднику, хоть она и лежала на добрых двести ярдов в стороне от него и примерно на столько же от дерева-великана. Она была почти круглой формы, имея сто ярдов в диаметре, и, значит, занимала площадь в два с небольшим английских акра. Она с полным правом могла именоваться озером. Так ее и называли дети ван Блоома.
У верхнего края озера — у того, что был обращен к роднику, — берег вставал высоким откосом, а в двух-трех местах даже скалами, которые тянулись к роднику вдоль русла небольшого ручейка. У дальнего же, западного, конца озера берег был низменный, и местами поверхность воды стлалась чуть не вровень с прилегающей степью. Поэтому он был весь исчерчен следами животных, приходивших на водопой. Гендрик, страстный охотник, среди знакомых следов приметил и такие, которые, по-видимому, принадлежали неизвестным ему породам.
Кобаоба направлялся как раз туда, к нижнему концу озера — несомненно, своему излюбленному и привычному месту водопоя.
Там был уголок, где подступ к воде был легче, чем повсюду, — немного вбок от того места, где уходило от озера в степь сухое русло ручья. Это был заливчик, окаймленный светлой песчаной отмелью. С равнины к нему вело подобие крошечной ложбинки, вытоптанной догола животными, издавна приходившими сюда утолять жажду. Вступив в заливчик, даже самые высокие животные находили здесь достаточную глубину и хорошее дно, что позволяло им пить спокойно и не слишком нагибаясь.
Кобаоба держал путь прямо к озеру, и, когда он подошел поближе, люди, наблюдавшие за ним, увидели, что он вступил в ложбинку. Это послужило доказательством, что он бывал здесь не раз.
Мгновением позже носорог, выйдя к заливчику, уже стоял по колено в воде. Сделав несколько изрядных глотков — то сопя, то чихая, — он погрузил в воду свою широкую рогатую морду и принялся мотать головой, пока вода не вспенилась, а затем лег на дно и начал перекатываться с боку на бок, как свинья в луже.
