Книга Текст, страница 21. Автор книги Дмитрий Глуховский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Текст»

Cтраница 21

В горле пересохло. Ломило в паху. Молотило в голову. Сбилось дыхание. Илья съезжал взглядом по Нининой спине, по позвоночнику-змейке, вниз. Вниз. В самое змеиное логово.

Тут Нина, подтянув к себе стул, чтоб оседлать его, попыталась сбросить с мыска упавшее уже кружево, махнула ногой – запуталась, и, стреноженная, полетела на пол, хватаясь за стул, с грохотом и воплем. Петя загоготал, она тоже – лежа на боку – хохотала и плакала.

– Тейк… Главное – тейк э фолл… фор ми…

Илья тоже засмеялся. Смеялся так: в глазах горькие слезы, в портках – стальная пружина. Смеялся, пока не закашлялся. Потом перхал еще минуту, не мог уняться.

«Аккумулятор разряжен. Осталось 10 %», написал телефон.

Заставил себя встать. Накинул холодную куртку, в которой приехал из Соликамска. Пересчитал деньги: почти три тысячи осталось. Можно жить.

– Сейчас все решим, – сказал он Нине.

* * *

Прояснилось.

Солнце разожглось. Воздух был свеж. Ветер не сек, а поглаживал.

Илья вышел из подъезда и жмурился. На этом воздухе можно было принять вчерашнее за морок. Надо было идти к станции, наверное, искать по пути «Евросеть» какую-нибудь, но Илья вместо этого повернул вправо – там за домами начинался лесной клок, вроде парка.

Прошаркал сквозь соседние дома: в одном общество ветеранов-чернобыльцев квартирует, в другом какое-то казачество засело: полстены георгиевской лентой раскрашено, и еще рисунок: черный всадник в фуражке пешему мальцу наследие вручает. Казаков в Лобне раньше не водилось, это их за семь лет тут наросло.

За домами негусто поднимались сосны, за ними на просвет маячил очередной силикат, туда, к другому микрорайону шла дорожка, начало ее было отмечено табличкой: «Экологическая тропа 400 м». Илье от этой лобненской гордости стало глупо и мило. Пошел по экологической тропе – когда еще по ней прогуляешься?

Шагал и сравнивал Нину с Верой. С кем еще?

Столько лет Веру берег для себя, уже когда она и бросила его. Если бы Вера тогда осталась с ним, сказала хотя бы, что остается, то она бы все семь лет ему иконой была в этой темени.

А кроме – молиться не на кого было. Только в каптерке – на измочаленные другими картинки, где сквозь румяные сиськи – печатные буквы и реклама виагры. Сначала мерзко, глупо и стыдно, а потом ничего. Иначе бесов из себя не изгнать. Без этого дела они и святого одолеют.

Без Веры тяжко стало, когда Илью забрали. И совсем невыносимо – когда она ему объявила на второй год, что от него уходит. Вот тут ему стало казаться, что он ее истинно любит и что не сможет без нее жить.

Это арест так полюсы поменял: до него Илья сам думал уйти от нее, освободиться от лобненского бремени и переехать в Москву всей душой. Думал, но уйти смелости недобирал. У Веры вся кожа была, как у детей на веках, тонкая и нежная, ее легко поранить было, ей и натирало – сразу в кровь. И она была очень мнительная: как только Илья влюбился в Москву, все ждала, что он ее бросит. Во всем видела признаки и знаки. Весь последний год говорила Илье, что он должен определиться. Определяться следовало так, чтобы Вера не пострадала. И чем больше она говорила об этом, тем больше одиночество казалось ему свободой.

Как бы он ее раньше в будущем рядом с собой ни представлял, в настоящем с собой в Москву навсегда взять не мог. А мог на ночь, на танцы.

Это он ей долг возвращал, а Вера, может, думала, это аванс.

В тот вечер сидели в электричке, соединенные наушниками, и Илья заранее знал, что проводок их не удержит. Был ласков с ней и упредителен, как с любимой кошкой, которую везут усыплять. В ухо ему от Веры текла по проводу вина, а что Вера там в своем наушнике слышала, он не знал. Наверное, надежду.

Много вообще думал о ее чувствах. Привыкаешь о них слишком много думать, когда один у матери растешь.

А теперь доходило: когда она канючила у него общее будущее, ей просто в настоящем одной застревать не хотелось. Потом Илья в прошлое попал, а Вере потребовалось двигать дальше вперед. Можно ее понять? Можно. Мать вот поняла ее по-женски и Илью понять просила. Все на свете можно понять.

Шел Илья по короткой тропе – по ломкому снегу, по чужим следам, по сухим иглам, и открывал: его тюремная любовь к Вере была от безвыходности.

Он не Веру мечтал бы любить.

Вера вся сжатая была, стесненная. Всегда Илья ее должен был расшучивать, разбалтывать, расшевеливать. Как это она решила ему отдаться в одиннадцатом классе? Именно – решила.

В школе казалось, Вера упоительна. Сейчас думал: просто опоили, их обоих опоили – гормонами. Могла, наверное, и не Вера у него быть. И у Веры мог быть кто угодно. Доказано.

Так получается: что тебе в раздаточном окошке черпаком плеснули в миску, то дальше и расхлебывай. А мог бы потребовать вместо стынущей баланды – кипятка-любви.

Надо было влюбиться в кого-то такого, как Нина.

Всегда хотелось такую: смешливую, живую, электрическую. Чтобы только дотронулся – сразу искра и волосы дыбом. А Вера ток не проводила.

Прощаю, Вера. И ты прости. Пока.

Ясно думалось на свежем воздухе – как с высоты птичьего полета все видел. А в бараке вот воспарить не удавалось.

Интересно стало представить себе свою жизнь не с Верой, а с такой, как Нина: вечный драйв? Приключение? Как бы все сложилось? Начал представлять.

Жалко, тропа кончилась.

* * *

Пока ждал своей очереди к стойке, шло время.

На что он его тратит? На то, чтобы чужую бабу посмотреть. А мог бы – пойти сейчас вместо этого к своей матери.

Надо ведь навестить. Посмотреть на нее. Поздороваться.

Но не моглось Илье к ней идти. Придет, а ему скажут: забирайте-ка домой. У нас бесплатное хранение кончилось. Куда забирать? В тепло?

Вот, придумал себе объяснение. А на самом деле – не хотел ее видеть мертвой, хотел, чтобы она для него еще немного пожила. Увидишь – распишешься.

Глупо. Трусливо.

А пересилить себя не смог. Стал выталкивать ее из головы. Потом позвонит, потом подумает. Обязательно.

– У вас какой? – спросил желтый продавец.

– Айфон. Новый.

– Есть китай-лицензия за две, вот такой вот веселенький заводской китай за тысячу семьсот и китай-китай за тысячу.

– Сколько? – Илья не поверил.

– Штука. Но на него люди жалуются, говорят, батарею сжигает. Оригинальные только у яблочников, но они все равно же китай, просто фоксконновский. Вот заводской бодро берут.

– А на сколько китай-китая хватит?

– Две недели на обмен товара. Но меняем только зарядку, мобильный на вашей совести.

– Говно полное, – сипло сообщила сзади девушка с синими волосами, за Ильей следующая.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация