Нашел ту диктофонную запись – разговор, подслушанный Сукой в чьем-то кабинете. Открыл приложение, отыскал файл.
«Прикрой дверь», «Все сделано?», «Да, Денис Сергеевич», «Я там почти договорился на твой счет уже. Можешь красивый бокал готовить», «И еще просят немного натурой», «Там шашлычок намечается».
Денис Сергеевич. Договорился на хазинский счет. Начальник его? О чем договорился? Почему в контактах его нет?
Вошел в один мессенджер, в другой.
В Вотсаппе маячило неотвеченное: «Педро! Пересекатор сегодня? Я в Дюране, очень хочется взбодриться!» – какой-то Гоша домогался. Пришло тоже всего полчаса назад; и его тоже сучий телефон от Ильи упрятал.
А вот в Сигнале целая цепочка висела – от того самого номера, который Илью в сортире допрашивал. «Хазин! Напоминаю про сегодня», «Хазин, едешь?!», «Людям обещано, ты где, сукин ты сын?!», «Я не понял!», «Тебя пора искать?!».
Это все ровно между звонками было размазано. От этого от всего Илья, будем считать, сумел уже отбрехаться. Но еще одно пришло совсем свежее – от него же:
«Отцу привет». Те пролистывал, на этом застрял.
Отцу привет.
Выходит, этот Денис Сергеевич с хазинским отцом знаком? А отец должен знать от матери про вымышленное Петино внедрение. Значит, если забеспокоятся, отец к Денису Сергеевичу может обратиться, уточнить? А тот вместо внедрения – отравление от Ильи получил.
И в понедельник, когда Хазин на службу не выйдет, Денис Сергеевич может сам его отцу набрать и спросить: как там, не стало вашему сыну получше? В субботу-то чуть не кончался, работу загнул.
Снова влип в липкое, ввяз в вязкое.
Затрепыхалось внутри: разоблачат, раскроют! Стал шагать по дому.
Стал обжигаться кофе, чтобы придумать, как выпутаться. Тут надо было со всеми родными и близкими поговорить, разобраться, кто кем кому приходится. Тут надо было подумать, спокойно подумать! Теперь ночь, добрые люди спят, у Ильи фора. К утру успеет, распотрошит Пете его электродушу, подберет правильные пароли и к Денису Сергеевичу, и к отцу.
Записал Дениса Сергеевича телефон, чтобы тот его больше врасплох не застал.
Зашел снова в Вотсапп – а там новое сообщение. Еще. Опять.
Гоша: «Братиш! Почему ты оставил меня?)))»
Перед этим тоже ответить надо за Петю. Этого – чем пичкать? Отравлением или секретной операцией? Что он знает про Суку? Почему Хазин ему сейчас занадобился? Что ему отвечать – или ничего?
Кто ты, Гоша? Кто вы все такие?! Что вам от меня надо?!
О чем мы с тобой раньше говорили? Как тебе ответить, чтобы ты подмены не заметил? Поднял переписку с Гошей.
– Педро! Было здорово повидаться! Прям как в старые давние!
– На связи.
Суховато прощается. Брат он ему или не брат? Илья полез дальше в прошедшее – разбираться.
– Слушай… Ну прости, погорячился! Уот эбаут э ланч? На мне! Как тебе «Недальний Восток?» – мельчил Гоша.
– Параша твой Восток.
– Ну хочешь, сам выбирай место… – ничуть не смущался этим Гоша; Петя молчал – и тут же, не получив ответа, Гоша добавлял поспешно: – Погоди, я наберу тебе!
Кошка какая-то, значит, пробежала между ними. За что-то Гоша заглаживал тут. Надо было понять, за что – иначе как подстроиться?
– Ты че не подходишь, братиш?! – нервничал или давил Гоша.
– А о чем с тобой разговаривать? Будет бабло, обращайся.
– Ну нету сейчас! Будет пятнадцатого!
– Нет ручек, нет и мороженки. Я, блядь, не мать Тереза – всех выручать.
– Ты меня не можешь вот так взять и слить, ясно?!! – вопил Гоша.
– Я-то могу. Я-то тебе ничего не должен, – писал Хазин.
– Я бы не хотел никому рассказывать, у кого я что беру, братиш, – через несколько медленных минут выдавливал Гоша.
Илья перечитал. Угроза?
– Малыш. Ты думаешь, я бы таким занимался, если бы не был правильно вписан? Пикнешь кому – тебя самого закроют. Я вытаскивать тебя не буду. И уже никто не вытащит. Попробуй, если хочешь, – живо отвечал Хазин.
На этом и осекалось. А еще раньше? Нужно было прошлое еще немного в проявителе подержать: вырисовывалось уже что-то приблизительное, серое, но контуров еще было не различить.
– Педро! Ар ви хевинг э пати? – за несколько недель до того стучался Гоша.
– Я семейный человек, сам знаешь, – улыбался ему Петя. – Какие тусовки.
– Да ладно, семейный он… Знаем, плавали… – Гоша смеялся. – Мне бонус капнул, хочу отметить! И заодно подзаправиться!
– Окей, подскочу. Давай только у тебя. Ты месседжи трешь, балда?
– Так точно, товарищ капитан! Как было приказано!
– Уже майор!
А до того было – одно, другое, третье – похожее, будто под копирку: «Ты в городе сегодня? Пересекатор?» от Гоши, а Хазин ему, обождав, назначал встречу – там и тогда, как ему, Хазину, было удобно.
Илья отматывал дальше, дальше назад. Вдруг еще есть что-то, чего нельзя забыть, когда Гоше отвечаешь?
– Братиш! Ты на нашу встречу выпускников собираешься? – спрашивал Петя Хазин когда-то совсем уж давно.
– О, привет. Неожиданно. Не, вряд ли. Что я там забыл? – ломался Гоша.
– Да ты что! Десять лет выпуска же! Надо! Айда!
– Думаешь, там за десять лет кто-то человеком, что ли, стал?
– Ну и тем более! Прийти позырить на весь этот зверинец! Мы-то с тобой стали! – беззвучно, скобочками, ржал Хазин.
– Ты просто Симонову увидеть хочешь.
– Не увидеть, братиш! Чего мы там не видали? Эту принцеску надо наконец дернуть!
– А я-то тебе зачем? Мы с Наткой в театр собирались.
– За компанию! Там кроме тебя и поговорить-то не с кем! Обещаю потом турне по клубам и вообще культурную программу! Ну и вообще – сколько лет, сколько зим, все дела!
– Блин. Ладно, дай день на переговоры, – уступал Гоша.
– Жду, подкаблучник!
Три желтых Сучьих рожицы: до слез хохочут. Чем кончилась эта история? Илья опустился ниже.
– Ну че ты? Очухался? – первым писал Хазин следующим вечером.
– Кстати, нормально! – Гоша слал большой палец. – Никаких отходняков!
– Потому что ка-чес-тво! Доверяй профессионалам своего дела!
– А ты? Симонова капитулировала?
– Без вариантов! Как флаг в Рейхстаг!
– И как она?
– Как мартовская кошка! – победной скобкой – одной – улыбнулся Петя.
Теперь Гоша рожицами засмеялся: так же, как Сука до того – тремя желтыми, до слез веселыми. Такой вот разговор.
