Почему ты не хочешь его простить, пап? Почему меня не хочешь. Что я тебе сделал? Это все из-за коржавинской дочки? Или из-за того, что я тебя тогда послал? Или из-за чего?
Саднило. Мать хотела прирастить отрезанную руку обратно, а там уже гниль пошла по краям, поздно спохватились. Шей не шей, все отсохнет. Кровь уже черная.
Как нам помириться? И зачем уже.
«Мне правда жаль, что так все получилось!» – набрал ему все-таки. Потому что матери как-то должен. Обещал.
«ДЕНИСУ СВОЕМУ РАССКАЖИ ОБ ЭТОМ ПОДСТИЛКА ФЭЭСБЭШНАЯ» – ревел отец. «ИУДА».
Илья отступился от него.
Кажется, Петиным отказом вернуться к дочери замминистра еще не кончилось. Что-то Хазин другое еще сделал над отцом, жутче и злей. Надо глубже было в телефон спуститься, чтобы узнать, что.
А надо Илье?
И вот еще там – про подстилку.
Вот еще ниточка-заусенец, можно потянуть – и распустить пряжу.
Денис – Денис Сергеевич. Который привет отцу передавал. Хорошо, наверное, что Илья не довел до него этот привет. Потому что отец Дениса Сергеевича, кажется, ненавидел.
И никакое там не Управление собственной безопасности, достроил мостик Илья. Как там мать ему в больницу писала на те праздники? Поднял письмо, перечел: «Люди, которые тебя задержали в таком состоянии, не из папиного ведомства, как ты теперь уже понимаешь. А совсем из другого». И тут же, пока след горячий, перепрыгнул в другое письмо, с материного адреса отправленное отцом: «Теперь они копают под меня, угрожают, что на тебя заведут дело, требуют, чтобы я ушел». Сам знаешь, какого.
И ушел – а Петя остался; и стал дальше расти.
Теперь стало сходиться, вычерчиваться.
Петю на праздники не свои задерживали, а чужие. Сам знаешь, какого: ФСБ? Федералы, точно. Петя папой хотел прикрыться, а им это как раз оказалось в масть. Завели на него дело, отца принудили уйти, а сынка взяли под крыло. На ком вина, тот послушный. На этом и зона стоит, и все Государство Российское, да и целый земной шар.
Федералы в ментах живут, как бычий цепень в карасе. Удобно: и кормит, и катает. На зоне если слушать, всякого наслушаешься о пищевой цепочке, в которой ты планктон.
Так?
Поэтому и Игорь Пети боится. Не Пети-сопляка, а того, кто за ним, кто ниточки дергает и говорит, куда плыть. Боится, что не видит всей их живоглотской игры и что поэтому может проиграться.
Благодарю, отец. Объяснил.
Но Иуда?
* * *
Теперь назад надо было, в Лобню. Добровольно пойти в местное ОВД, встать на учет. Порядок такой: иначе начнут искать.
С Савеловского вокзала написал Игорю.
– Ладно. На Кутузовском был человек от ДС, не парься его искать.
Борзости набрался из открывшегося неба. Теперь было за-ради чего рискнуть.
– И автобус от него стоял? Пасли? – спросил Игорь К.
– Автобуса никакого не было! С какой стати? – правду сказал Илья.
– Синицына с какой стати приняли?
Видно, рвало его изнутри, если осторожность потерял, подумалось Илье. Пишет обо всем открыто, не боится, что чужие прочтут.
А потом, уже в электричке, предположил: это он Хазина на откровенность разводит. Страхуется так. Может, у них чистка там идет, и Петиными как раз руками чистят – Петя испачкаться не боится.
Что Игорю подсунуть?
Крутилось в голове разное. Набрал сначала: «Так то Синицын!», но одумался. Как понять, важен ли Синицын им всем был. Синицын это тот, кто предлагал Пете конфиската налево сгрузить.
Который должен был уйти абрекам. Тому самому Магомеду, в назначенный четверг. А Синицына взяли, если Игорь правду говорит.
Хазин знал вообще, что Синицына принимали? Когда это все успело стрястись? С ним, кажется, в Сигнале общались. Разыскал Синицына там, припомнил ему разговор:
– Не торопи, вась! Серьезный чел, нельзя давить. Я скажу, когда.
– Долго не могу ждать. Че если фэсэры? – дергался Синицын.
– Не ссы.
Вот. Боялся фэсэров – и не зря. Приняли, значит – и недавно. Возможно, при Петиной помощи и участии. Так, по крайней мере, Игорь думает. Не ссы, Синицын.
Теперь где все, что абрекам полагалось? Пропало вместе с Синицыным? Синицын в мессенджерах исчез разом, будто мешок ему на голову во сне надели и уволокли. Не успел он Хазину ни пожаловаться, ни предъявить: был человек и нет человека. И ни даже кругов по воде.
У кого спрашивать? У Игоря если только?
К Денису Сергеевичу Илья теперь точно не хотел Петей являться. Если Денис Сергеевич – Петин куратор от ФСБ, лучше прятаться от него столько, сколько получится.
С какой стати приняли Синицына?
Протелеграфировал Игорю: «Я не в курсе». Может, ты ошибаешься, Игорь, и я не знаю об аресте ничего. А может, знаю, но кокетничаю с тобой. Или не кокетничаю даже, а просто окорачиваю тебя так: ты же чуешь, под тобой табурет шатается. Стой ровнехонько, не дрыгайся, а то ведь потом запишут – самоубийство. Как всегда пишут.
Игорь, однако, этого не вытерпел.
– Ты и про отца родного не в курсе был, а, Хазин?
– Не борзей, – цапнул его Илья.
Пришлось так сказать: в Петином характере. Хотя хотелось иначе – не в курсе, давай, просвети.
Но Игорь не собирался его больше учить. Вместо этого, промолчав до самой Лобни, последним словом ужалил:
– Короче, товар только тебе в руки лично. Иначе своим абрекам можешь стиральный порошок загонять. Чисто тайд, бля.
* * *
У самых дверей ОВД Илья притормозил: телефон пищал. Разблокировал, заглянул.
Пришло сообщение от Нины.
«Ну ты уже тогда смотри теперь, береги себя как следует!»
12
На крыльцо вышел покурить автоматчик в сизой форме. Чиркнул кремнем, от скуки стал смотреть на Илью. А Илья загривком чуял его взгляд, боковое зрение все об него исцарапал, а глаза оторвать от экрана не мог.
Пока сюда ехал, не сомневался, что нужно вставать на учет. А сейчас, у сизого мента на мушке, вдруг задумался. Вошел в поисковик, набрал: «статья 228.1 освобождение учет ограничения». Отвернул от автоматчика телефон, нажал «Искать».
Сразу высыпалось: «Тяжкое преступление», «Срок погашения судимости 8 лет», «Может принять решение о постановке под административный надзор», «ограничения по выезду в случае административного надзора», «на усмотрение компетентных органов».
Мент прищурился.
Сейчас Илья войдет туда – и что угодно произойдет. Попадет к равнодушному человеку – просто справку возьмут и данные перепишут. Попадет к дотошному – начнут допрашивать, как-то он перевоспитывается. Попадет к обозленному – поставят на этот чертов надзор, а с ним, оракул говорит, выезжать из страны запретят.
