Ты же его в баню свою со своим пузатым старичьем затащил, чтобы он там вместе с тобой блядовал, и ты же его будешь этим попрекать?
– Не твое дело! – огрызнулся Илья. – Типа тебя это сильно заботит! Ты не за этим меня, что ли, с собой брал?
– Штаны с тебя там насильно никто не стаскивал!
– Ну и с тебя тоже!
– Я не говорю, что это правильно! Но там-то тебя все устраивало!
– Ну и что ты мне хочешь доказать? Что я такой же, как ты? – вот теперь Илья это не себе мог сказать, а ему; и сказал.
«Я ДУМАЛ ЧТО МОГУ ТЕБЕ ДОВЕРЯТЬ».
Весь этот разговор за одним: крючков в мягкое навтыкать. Кадровик, сука, инженер человеческих душ. С сыном-то своим можно без инженерии?!
– Матери я ничего не говорил! И не скажу! Тебя ведь это интересует? – вышел из себя Илья. – Все, пока!
Заткнулся.
Илья поерзал на сиденье, шепотом выматерился, потер пальцем испарину на окне. Напротив сидела какая-то бабка, смотрела на него как на белогорячечного.
«ТЫ ТАКОЙ ЖЕ КАК Я? ДА Я ПОНЯТЬ НЕ МОГУ, КАК У МЕНЯ ТАКОЙ СЫН МОГ РОДИТЬСЯ!» – капнуло раскаленное еще через минуту. «ЗАЛОЖИТЬ РОДНОГО ОТЦА КОНТОРЕ!»
Да чего ты от меня хочешь-то?!
– А какой у тебя должен был быть сын?
«ТЫ НА ОТЦА РУКУ ПОДНИМАЕШЬ! НА СЕМЬЮ! ЕСТЬ СВОИ ЛЮДИ И ЕСТЬ ЧУЖИЕ! ДЛЯ ТЕБЯ НЕТУ ЧТО ЛИ РАЗНИЦЫ!»
– А с чужими можно, значит, что угодно делать? – от себя зло спросил Илья.
– Не юли! Причем тут это?! – крикнул отец.
– Я сам, что ли, таким говном вырос?
– Я тебя таким не воспитывал! – отрекся тот. – Тебе же Денис твой теперь за отца! С него вот и спрашивай! Они вот такой шлак, как ты, и подбирают! На чем они тебя поймали? На твоей наркоте и на твоей дурости! За папкой прятался! И папку же заложил!
– А я должен был под Ксению лечь, чтобы меня простили, да?
– Нормальная баба!
Вспомнил, как брезгливо эта сука Петю мордой во все его оплошности тыкала. Вломить бы ей за такое как следует, а Петя не позволял себе, выдерживал, пока не сбежал. Боялся отцовские отношения портить.
– А я нормальный мужик! Я не хочу ей ничем быть обязан! И ни хуя она не нормальная! Избалованная пизда!
Этого отец тоже от него ждал:
– Я до генерала к старости только дослужился! Ты мог с Коржавиным карьеру в десять раз быстрей сделать! В сорок лет уже генералом быть! Все тебе подготовил! Все устроил! На блюдечке с каемочкой! Только бери!
Эсэмэски брякали одна за другой. Потом он попытался опять прозвониться, но Илья снова сбросил.
«МУДАК»
– А мне, может, не нужно так! Я, может, своих погонов хочу, а не ее!
– А откуда свои-то?! Свои, что ли, у тебя все чистые? На отцовской шкуре подполковника получишь?! Валяй! Эти тоже не свои у тебя будут, а конторские!
Илья смолчал, ненавидел его тихо. Но отец не оставлял его в покое.
– Был бы ты чистоплюем, шел бы в Красный Крест! Но ты же служишь, тебе же нравится! Отца сдал, лишь бы дальше служить! Адвокатом-то мелко уже, а? Бабки чемоданами судьям таскать, языком балаболить! Не хочешь? Не хочешь! Потому что понимаешь, что это такое! Когда тебя люди уважают! Я хоть генералом и не был, а у меня в приемной генералы толклись! Комитетчики твои на задних лапках прибегали, лишь бы их человечка утвердил! Бабки, думаешь, не предлагали? Предлагали! А пускай-ка послужат, как собачки! Пускай поупрашивают! Вот что такое! Ворье свое тащили мне на утверждение, гниль всякую! Они гниль любят! Какое – адвокат!
– Савеловский вокзал, конечная.
В этот раз на такси было жалко, сел в метро. Но отец его и из-под земли достал.
«ТЫ ЕЩЕ ПАЦАНОМ КРУГЛЫЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ФУРАЖКЕ БЕГАЛ И БЕЗ ПОРТОК! ЭТО ОНА ТЕБЯ В АДВОКАТЫ!»
– Она меня, может быть, уберечь хотела, – написал ему Илья.
– Была бы дочка, пускай бы с ней носилась! А у меня сын! Это не для слабаков дело! Тут кто кого сожрет!
Поскреб стекло еще; отскреб себя в темноте.
– А ты не думал, что однажды тебя могут сожрать? – спросил тихо у отца Илья. – Или меня?
«ХЕРА БЫ ЛЫСОГО КТО МЕНЯ СОЖРАЛ ЕСЛИ БЫ ТЫ МЕНЯ ИМ НЕ СДАЛ».
Была толчея: целый поезд людей в телефонах. У всех там, внутри, интересней было, чем чужим людям в затылок глядеть. Поезд одни бездушные тела по кругу вез. Чудо техники.
«А ТЫ САМ КОГО УГОДНО СОЖРЕШЬ!»
Да.
Но нет.
– Знаешь, я однажды одного парня просто так закатал на семь лет. Подбросил ему пакетик, – медленно, задумчиво напечатал Илья. – Это, например, как?
– Ну и получил своего старлея за него! Дело былое!
Илья ухнул вниз, в какие-то круги поглубже Кольцевой линии. Почернело внутри, разожглось.
– А парня не жалко?
«ТЫ ПЬЕШЬ ТАМ ЧТО ЛИ? ЖАЛКО НЕ ЖАЛКО!»
Слишком много было в вагоне людей на слишком мало воздуха. Илья взопрел, отпихнул какого-то смуглявого от себя, тот огрызнулся.
– Слы, гумза, не драконь меня, а то ща я тебе клоуна сделаю, – задыхаясь от мгновенной ненависти, безголосо прошипел ему Илья.
Тот отшатнулся, затерся в толпу. Илья подышал. Вспомнил, как по-человечески разговаривать.
– А как думаешь, в жизни за такое не придется однажды заплатить? – набрал он отцу.
Поезд ухнул в туннель, связь пропала.
Замелькали ребра-спайки, застонал воздух, закачались как пьяные люди. Илья тоже качался – в пузыре: от него будто воняло, и люди съежились куда-то в стороны. Висел на поручне и клял себя за то, что написал это. Клял и ждал ответа от Петиного отца – жадно и со злым предвкушением.
На следующую станцию доставили ответ.
«ДА СКОЛЬКО МОЖНО ТО ОБ ЭТОМ! Я ДУМАЛ ТЫ УЖЕ НАКОНЕЦ ЗАБЫЛ О НЕМ!»
Илья расстегнул куртку. Потом совсем снял.
Прикусил губу.
– О ком – о нем?
– О студенте этом. Петя! Когда это было! Он, наверное, вышел уже!
Шатнуло, и Илья полетел на сидящих внизу. Они зафырчали недовольно, расселись, но он и не слышал, и не видел.
Петя? Правда это?
Долго не мог забыть?
«НЕ ХОЧЕШЬ ТЫ ЖРАТЬ ЗНАЧИТ ТЕБЯ СОЖРУТ! ТАК БЛЯ ЖИЗНЬ УСТРОЕНА! У НАС В УЧИЛИЩЕ В УССУРИЙСКЕ ТЕБЯ БЫ ЖИВО УМУ НАУЧИЛИ. НЕ ВАША АКАДЕМИЯ».
Значит, так.
– Ладно, – пожал плечами Илья. – Может, ты и прав. Все, батарейка садится.
* * *
Он стоял и глядел на этот люк издали. Мимо дохаживали свой день последние люди, рассаживались по красивым машинам, зажав телефоны между ухом и плечом, договаривались с любимыми на вечер. Гасли одно за другим окна, стоянка пустела. Но неподалеку еще работал ресторанчик, в витринах были выставлены сытые граждане, лениво шевелящие в тарелках еду и неслышно чокающиеся темным вином.
