И правда, принесли фужер. Она пригубила только чуть бледного золота, поморщилась колким искрам.
– Какое еще шампанское?! Алло!
Нина прочла, надула щеки, отодвинула бокал, блеснула улыбкой, снова посерьезнела.
– Я свой глоток сделала, будешь за мной допивать! Ты на сколько сможешь?
– Коротко совсем, иначе не успею тут…
Она насупилась и стала что-то долгое писать ему, но сообщение пришло прежде, чем Нина его успела отправить. От другого.
ДС прислал картинку.
Илья – уже под предчувствием – распечатал. И ужалился.
Скриншот телефонного экрана: карта города с улицами. Видно Садово-Кудринскую. И стрелочка упирается прямо в Илью заточенным острием. «А ты говорил, тебя в Москве нет, Хазин! Может, хватит бегать?)»
Вот так. Не бред, не паранойя. Что, его здесь будут искать?!
– Мне нужно срочно всю жизнь спланировать, я меньше, чем в пятнадцать минут, не уложусь! – Нина положила телефон на стол, тут же взяла его снова.
– Давай уже сейчас начнем! – предложил Илья, глядя, как за большими хрупкими окнами вскипает темнота.
– Мне сегодня позвонил твой отец. Сказал, что приглашает меня на свой юбилей. Прикинь?
– Я им все рассказал, – просто сообщил ей Илья.
Нина за своим столиком заерзала, потянулась к фужеру, сделала большой глоток.
– Ты им что? – три эмодзи с широко распахнутыми глазами.
– Сказал, что ты беременна. И сказал, что собираюсь на тебе жениться.
Нина отпила еще. Потом еще. Взяла двулистник меню со стола, раскрыла веером, принялась на себя им махать. Щеки разрозовелись у нее.
– Whaaat?!!
– Ты, кстати, выйдешь за меня?)
Улыбался, а нутро жгло. Больно было ей это говорить, сейчас больно и больно вот так. Она вспыхнула, его опалило. Она прыснула, у него глаза набухли. Она приложилась к бокалу, его шатнуло.
Прости меня, пожалуйста. Тебе твоя радость отольется еще. Но я не за тем сейчас все это, ей-богу, не за тем, чтобы просто сожрать твое счастье глазами. Я просто не знаю: если я сейчас не сделаю тебе предложение, вдруг потом не успею?
Нина потянулась к официанту – попросила повторить шампанское.
Я просто не хочу, чтобы ты когда-нибудь сомневалась в том, что он тебя любил. Ты должна в нем быть уверена, Нин – и это вашему сыну говорить всегда: твой отец ждал тебя, мы собирались пожениться. Так, а не «Не у всех бывает, и точка».
– Эу, ты что, мне эсэмэской предложение делаешь?!! – возмутилась она. – А цветы там хотя бы?!
Но сама сидела – Илья видел это – пунцовая, смеющаяся, с горящими глазами.
Он влез в библиотеку эмодзи, нашел ей там все, что подобает для такого случая: цветы, шампанское, кольцо с бриллиантом.
– Будешь моей женой?
Она прислала ему: невесту в фате и жениха в смокинге. Прихлебнула из второго бокала.
– Ты ужасное говно, Петя, но я тебя зверски люблю! Да, я буду твоей женой, блин! Давай уже, ты где?!!
Хлопнула дверь, вошли двое: в свитерочках, в черных куртках.
Можно было бы их за людей принять, но зенки у них были волчьи, и воздух они нюхали. На охрану они неслышно зашипели, и та съежилась. Один вправо шагнул от кондитерской витринки, другой влево – пошли, лупая, рыскать по залам.
Илья вжался в стул, телефон выключил сразу и положил кверху спинкой. Поскучал, глядя в окно, зевнул даже, а потом попросил ровным голосом счет, избегая на оборотней глядеть.
Руки убрал под стол, чтобы не видно было, как дрожат.
Нина на этих вовсе не обратила внимания, все молилась на экран.
Один из них ринулся сортиры досматривать, другой стал кому-то звонить. Илья ждал счет и сам считал – восемьдесят три, восемьдесят четыре – чтобы голову держать пустой, чтобы никакой электромагнитной волной их к себе не притянуть. Дождался сдачи, медяки оставил официанту, стал неторопливо одеваться. Пока одевался, успел подумать: если среди этих есть Игорь К., то Илья приехал.
Пошел, ссутулясь, навстречу оборотню в дверях, приложил к уху снулый телефон, и стал в него говорить такое: да, любимая, конечно, не волнуйся, скоро буду. Нина вскинула лицо к нему, он ей улыбнулся – и она, еще вскруженная, еще витающая, отзеркалила ему его улыбку.
И вот этой волной, теплой – вынесло его мимо ищущих, сквозь гребущие скрюченные пальцы – на улицу. В спину бурчали: «Нет его тут. У вас какая задержка по пеленгу?»
Пошел мимо нее, чтобы еще раз, последний, насмотреться. Нина сидела в ярком аквариуме, глядела прямо в Илью, но видела, наверное, себя.
Красивая.
* * *
Через пять минут из темного двора отправил ей: «Я тебя видел, зайти не смог, там люди меня искали, прямо в Кофемании были, пришлось свалить, прости меня пожалуйста!!»
А там у телефона батарейка села.
* * *
Потекли темные проулки, руки в карманы, дырявый лед под ногами, луна в тумане, ночь впереди. Добрел до бульваров: лысые коряги построились колонной, ждут конвойного. Нашел одну улицу с голосами, повернул на нее: Никитская. Целая улица пьяная: какие-то бары, крохотные клубы. Вот, подумал Илья. Надо в бар. В баре не обморозишься. Спать не дадут, но и на холод не выгонят. А нам бы теперь только ночь продержаться.
Попросился в первый попавшийся, у которого люди паслись. Вошел с холода в сладкий пар, спустился в подвал, там синий свет, дискобол над танцполом, блики ездят по стенам. Заморенный диджей – петушок-золотой-гребешок – томно стонет: «А тииииперь наша общая любовь – Селена Гоооомеззз!»
Пристроил телефон на баре заряжаться: тот слабел, измотанный, пил только маленькими глоточками.
Ударила музыка: сначала присвист душевный, потом тоненький девчачий голосок: «The world can be a nasty place… You know it, I know it!», и еще мяуканья, у Ильи английский кончился, потом басы такие, что от них требуха вся вибрирует, дым-машина пускает завесу, какие-то доходяги нестриженые в умате толкутся на пятачке, девчонки молодые в рубахах, парни в балахонах до колен, глаза закрытые, улыбки до ушей, на лицах счастье, в руках коктейли, обнимаются, кричат друг другу что-то в уши; мотают головой и орут в ответ, Селена мяучит: «Kill’em with kindness, kill’em with kindness, kill’em with kindness!», свист, стробоскопы, дым, улыбки, «Go ahead, go ahead, go ahead now!»
Один Илья тут был трезвый. И пить нельзя: в кармане четыреста рублей на всю жизнь. Стоял в темени, зыркал из угла на сверкающий танцпол, на этих ребят, его на семь лет младше, щурился на стробоскоп – тот два кадра из каждых трех вырезал, получалось старое кино.
Он пропустил одну восторженную песенку, другую – диджей сегодня ставил только такие, для школьных дискотек. Доходяг устраивало: они напаивали друг друга сладким, трогали за руки, кричали: ухуууу!
