— Но ведь носороги — не то что люди. — Элис отстранилась. — Они не имеют никакого значения.
Сэм расплакался, молотя кулачками воздух. На жаре его гемангиома словно пульсировала и была влажной от молока и пота. Я промокнула ее и усадила Сэма на колено, чтобы он отрыгнул воздух.
— Людей в миллионы раз больше, чем носорогов, Элли. Если станет меньше людей — не столь важно, никто не заметит. Чем меньше людей, тем даже лучше. А носорогов осталось всего несколько сотен. Значение имеет потеря каждого из них.
— Почему?
— Неужели ты не хочешь, чтобы их увидели твои дети?
— Не хочу.
Адам встретился со мной взглядом в зеркале и подмигнул, но я забеспокоилась, отвернулась и принялась пристегивать Сэма к креслу. Реакция Элис выглядела странно. Быть может, ей пока трудно выстроить в правильном порядке увиденные здесь картины: огромный центр торговли бриллиантами, замечательных животных, босоногих детей и дырявые крыши? Что выйдет в ее сознании на первый план?
— Она имеет право на собственную точку зрения, — сказал Адам вечером, выходя из душа в полотенце, обернутом вокруг бедер. — Нелегко осознать важность сохранения животных, когда кругом царит нищета.
— Согласна, но она должна понимать, что носороги достойны остаться на этой планете.
— Может, лучше иметь поменьше «долгов»? — Адам склонился надо мной, и капли с его влажных волос упали мне на лицо.
Я оттолкнула его.
— Не будь лицемером. Тобой самим постоянно движет чувство долга.
— А тобой разве нет? — Он наклонился ниже и поцеловал меня. Я со смехом замотала головой и прекратила попытки остаться сухой — в комнате было жарко, как в духовке.
Конечно, Адам прав, я во всем руководствовалась долгом. Это слово, как мантра, приглушенно звучало у меня в голове во время учебы в школе медицины, неизбежно становясь во главу угла…
Я должна учиться.
Я не должна болтаться по пабам, засиживаться допоздна, пить, курить, заниматься сексом.
Я должна быть лучшей, быть первой, побеждать.
Я должна сообщать отцу хорошие вести, вызывать у него улыбку, оберегать его.
И я училась, становилась лучшей, завоевывала призы. Победы стали нужны мне как воздух. Чем дороже они доставались, тем более были ценны. Перед моим мысленным взором возник стоящий у бассейна отец. Он улыбался. Даже после смерти он наблюдал за мной. Я и теперь должна вызывать его улыбку.
Позже, когда я кормила Сэма, в окно из сада понеслись шорохи незнакомой ночной жизни. На небе зажглись непривычные звезды. Я смотрела, как Сэм засыпает у меня на руках. Носороги, наверное, сейчас пришли на водопой и пьют в темноте. Самка безмолвно стоит на страже. Уютно было думать об огромном животном, невозмутимо охраняющем в ночи своего детеныша.
Глава 16
Ботсвана, март 2014 года
Машина останавливается у начала подъездной дорожки. В доме темно, двери распахнуты. В наше отсутствие нагрянули еще другие воры? Зачем? У нас больше нечего красть.
Сын вождя выбирается из машины и убегает. В доме вспыхивает свет. На веранде стоит Кабо.
Спотыкаясь, к нам направляется Адам. При свете фар видно, что его волосы прилипли к голове, на рукаве размазалась ряска. От него пахнет потом и стоячей водой. Адам приникает влажным лицом к моей щеке и качает головой, угадав мои мысли. Нет, Сэма в пруду не нашли.
Он вынимает Зоуи из машины. Элис выскальзывает сама и бежит по ступеням в дом. Из темной кухни безмолвно выходит Теко. Элис бросается к ней, а потом поворачивается, чтобы окинуть меня пустым, обращенным внутрь взглядом. У нее больной вид.
— Все в порядке, Элли.
Элис закрывает глаза. Знает, что я вру.
— Я отвезу Адама в полицию Габороне. — На пыльных щеках Кабо дорожки от слез, его брюки на коленях испачканы грязью. Должно быть, он ползал под кустами. Он обнимает меня за плечи. — Полицейских до сих пор нет, мы поедем к ним сами. Теко возьмем тоже, ее опросят, чтобы выяснить, что она видела.
— С Теко уже кто-нибудь разговаривал? — Я ловлю за руку Адама, но тот пожимает плечами: он понятия не имеет. Я поворачиваюсь к Кабо: — Она что-нибудь сказала?
Кабо качает головой.
— Слишком потрясена. Полиция решит, как лучше действовать.
Кабо обращается к Теко, но та молча взирает на него в упор, затем бросает взгляд на меня и сразу отводит глаза. Мне хочется накричать на нее, но с яростью борется чувство вины. Не только Теко следовало быть рядом с Сэмом, но и мне. Я — его мать, а она — чужой человек.
Мужчины скрываются за дверью. Проходя мимо, Кабо касается моей руки. Теко проскальзывает следом и исчезает в ночи. Появляется Элизабет и уводит детей из комнаты.
Тихо. Зажженный кем-то свечной огарок растекся по подоконнику лужицей воска и погас.
Я держусь рукой за стену. Есть две реальности. Я могу переключаться с одной на другую. Одна: обычный вечер среды — девочки уложены, в соседней комнате спит Сэм, он тихо дышит, при лунном свете спокойно поднимается и опадает его маленькая грудь. Другая: Сэма здесь нет, он где-то вне дома, в ночи, у людей, которых я не знаю. Плачет, потому что заболело ушко. Я не знаю, что с ним делают.
Не знаю, как буду выживать минуту за минутой.
Одна реальность: он здесь. Другая: я падаю навзничь и проваливаюсь в темноту.
Глава 17
Ботсвана, январь 2014 года
Африка полностью подошла Адаму. Его сыпь пропала, теперь он даже казался выше ростом. В один из вечеров меня всполошил непривычный звук. Подойдя к окну, я увидела, что вернувшийся с работы Адам стоит снаружи с Кабо и оглушительно хохочет, держась руками за живот. Прежде такого с ним никогда не бывало. На веранде остались бутылки из-под пива. На письменном столе за моей спиной скопились покосившиеся стопки бумаг, в кружку небрежно брошен пучок ручек. В Адаме будто ослабла пружина. Я прижалась лбом к прохладному стеклу. Моя собственная жизнь закручивалась вокруг меня тугим кольцом, и я едва дышала. Когда беспокойство первых дней улеглось, мой мир сузился до размеров этого дома, вечно затемненного задернутыми шторами, чтобы отгородиться от солнца. Сэм капризничал из-за жары. Интернет в гараже часто был неисправен. Ночью дом, остывая, наполнялся скрипами и шорохами, и у меня разладился сон.
Почему я так просчиталась? Бескрайний африканский пейзаж сжался до размеров клетки. Податься было некуда. Я много работала и уже закончила две обзорные статьи, но они не принесли мне радости. Мне казалось, Адам что-то скрывал. Я перебирала в уме возможные варианты, пытаясь угадать. Грандиозные результаты, которые он до времени держит при себе? Интрижка? Когда я задала прямой вопрос, Адам лишь рассмеялся и сказал, что дело якобы в сексе, который вновь вернулся в нашу жизнь. В моменты спокойных размышлений я понимала, что он ни за что не стал бы мне изменять, что это жара и праздность извратили мое восприятие. Меган вразумила бы меня, но ее здесь не было. А я, предоставленная самой себе, никак не могла отделаться от ощущения, что оказалась вне игры.
