Гудвилл спрашивает, есть ли проблемы в моих отношениях с Адамом. Глядя на солнце в ветвях деревьев за окном, я думаю о нас, то шепчущихся в постели, то кричащих в дверях. Между любовью и ее противоположностью. Я поворачиваюсь к Гудвиллу и качаю головой. Нет, никаких проблем. Он выключает диктофон.
Просит показать фотографии. Я пролистываю снимки на моем телефоне. У Сэма на них будто и нет пятна, на каждом он повернут левой щекой к смотрящему. Гудвилл решает использовать фото с паспорта. Мне неловко, что мой сын выглядит как в жизни лишь на одном снимке, да и то официальном.
— Очень повезло, что у него есть эта маленькая метка, — говорит Гудвилл. — Она поможет.
Так бы и расцеловала его за эти слова. Теперь я благодарна Богу за пятно. Кряхтя, Гудвилл поднимается с кресла и идет на кухню допрашивать Элизабет, Джосайю, Пео и ее подруг. Сообщений от Меган пока нет. Я сама пишу ей: «Дэвид ответил?»
Девочки приходят ждать вместе со мной. Зевая, Зоуи усаживается ко мне на колени, а Элис — на пол у моих ног. Я листаю книгу сказок Зоуи, но в каждой попадается либо смерть, либо колдовство, поэтому вместо сказки я читаю в энциклопедии статьи про птиц-ткачиков, гиен, бородавочников и жирафов:
«Африканские ткачиковые воробьи строят «многоквартирные» гнезда, в которых у каждой из 100–300 пар есть отдельное помещение, формой напоминающее флягу…»
«Гиены — преимущественно ночные животные, иногда они решаются покинуть свое логово рано утром…»
«Бородавочник получил свое название благодаря четырем крупным буграм на его на голове, содержащим запасы жира…»
Простые факты, но мой голос дрожит, когда я вспоминаю, как мать-жирафиха не отходит от своих детенышей ни на шаг и защищает их до последнего вздоха.
Гудвилл возвращается, чтобы расспросить девочек. Он достает блокнот, но им почти нечего сказать. Зоуи сообщает про концерт, а Элис только глядит и пожимает плечами. Нацарапав несколько строчек, Гудвилл отпускает обеих на кухню.
— Как вы думаете, что произошло?
Гудвилл наклоняется и внимательно осматривает свои ботинки. Проходит минута. Он поднимает голову. Взгляд настороженный.
— Думаю, лучше будет дождаться возвращения вашего мужа.
— Адам задержится допоздна. Я бы хотела выслушать вас сейчас.
Скрипит кожа, Гудвилл ерзает, усаживаясь поглубже.
— Иногда причина обнаруживается в доме. Например, один родитель забирает ребенка, чтобы наказать другого. При этом ребенка могут увезти довольно далеко.
Четыре дня назад на лужайке у дома Адам взял из моих рук Сэма и поцеловал нас обоих. Был ранний вечер, сад наполняло золотистое сияние. Я встряхиваю головой, не в силах выговорить ни слова.
— Похитителем может оказаться человек, вхожий в семью, кто-то из знакомых, которым движет зависть. Родственник или близкий друг.
— Родственников у нас нет. И мои родители, и родители Адама умерли.
А на друзей нам никогда не хватало времени, если не считать Меган. Всегда были только семья и работа. Когда умерла моя мама, рядом был отец. Позднее моим миром стали Адам и дети.
Гудвилл отводит взгляд.
— Похитить ребенка мог тот, кто приезжал сюда по работе. Например, курьер или садовник. Или кровельщик, ремонтировавший крышу.
— Всем ремонтом и садом занимается Джосайя. Курьеры из службы доставки сюда не ездят. Джосайя не водит машину, поэтому Адам раз в две недели возит Элизабет в Кубунг за провизией…
— На такое способны также женщины, которые совсем отчаялись, — продолжает он невозмутимым рокочущим голосом. Как будто обсуждает погоду или список покупок. — Бездетные женщины крадут чужих детей.
Много лет назад из нашей больницы пропал младенец. В пропаже обвинили душевнобольную женщину, у которой случился выкидыш. Но места здесь слишком глухие для случайного похищения. И Адам говорил, что люди здесь делятся детьми. Значит, у них нет необходимости красть наших. Все догадки Гудвилла неубедительны.
— Должен предупредить вас, что возможны и другие причины, еще более… каверзные. — Он внимательно наблюдает за мной, тон становится резковатым. — В том числе связанные с финансами.
— У нас есть сбережения, дом…
— Похищение ребенка ради выкупа — лишь одно из возможных объяснений, но не следует забывать и о других. Торговля людьми приносит огромные прибыли, обычно в этом случае выкуп не требуют.
Торговля людьми? Мои мысли стопорятся. Сквозь гул паники до меня доходят лишь обрывки его слов:
— …преступная и нечестная торговля… проницаемые границы… продавали, как буханки хлеба…
Продавали? Но кто покупает младенцев? Зачем? Губы Гудвилла шевелятся, он продолжает, но я не слышу ни слова. В груди словно разверзается пропасть, в которую падает мое сердце. Гудвилл скользит взглядом по моему лицу, оценивая нанесенный урон.
— Нам лучше дождаться вашего мужа. С ответами на следующие вопросы повременим до завтра. Теперь же нам необходимо провести тщательный обыск помещений. — Он встает, направляется к двери и оборачивается. — Будут звонить представители прессы. Привлеките их на свою сторону, но держите на расстоянии, — Гудвилл делает движение рукой, как бы отстраняя от себя невидимого папарацци. На четырех костяшках его толстых пальцев одинаковые шрамы.
Он выходит, и в комнате становится тихо. Девочки едят на кухне, на звук моих шагов они поворачивают к двери свои бледные личики. Пео подает мне миску теплого сорго, но я не в силах проглотить ни крошки. Зоуи зевает, привалившись головой к моему плечу. Потом, сцеживая молоко в раковину, я смотрю, как тонкие струйки белой жидкости ударяются о металл и стекают в сточное отверстие, пропадая впустую. Грудь измучена, зато теперь не так тяжела.
Полицейские корпят над битым стеклом, осматривают и скребут стены и мебель, забирают телефон с перерезанным шнуром, снимают повсюду отпечатки.
Девочки засыпают у себя, а в моих ушах эхом звучат тревожные слова Гудвилла о торговле людьми, перед глазами проплывают грузовики, набитые иммигрантами, мужчины, принуждаемые к тяжелой работе, женщины, запертые в подвалах. А вдруг и Сэма втиснули в тесное пространство вместе с другими, грубо обращаются с ним и он в полуобмороке от голода и жары? Я мечусь по комнате, сажусь, вскакиваю и снова бросаюсь вышагивать взад-вперед, трясу головой, но видение не исчезает.
Кроватка разобрана, матрас свернут и погружен в машину. Вязаного слоника Сэма не видно. Возможно, его прихватили намеренно. От этой мысли я слегка воспряла духом. Гудвилл водит кисточкой по полу у дверей нашей спальни, собирая мелкую стеклянную пыль и почву. Я указываю на отпечаток пальца ноги, но Гудвилл не отзывается. Похоже, недоволен тем, что я стою у него над душой.
После недолгого сна просыпается Зоуи, мы вместе наблюдаем в окно, как Копано, переобувшись в болотные сапоги, заходит в пруд с широкой рыбацкой сетью. Зоуи вскрикивает, увидев, как собака скачет в воде, лает, отряхивается и брызги, сверкая как алмазы, разлетаются с ее густой шерсти. Если бы мы последовали совету Кабо, у нас была бы собака вроде этой. Она залаяла бы, почуяв чужаков, или, еще лучше, набросилась бы на них.
