Ни одного ответа я не знаю. Она ускользнула тенью, такая же бесплотная и безмолвная, как в момент нашего знакомства.
Я описываю цепь событий, которые привели Теко к нам: Меган, Дэвид, сиротский приют, так и не найденный Адамом. Гудвилл записывает номер Меган и выходит из дома, чтобы позвонить ей. Возвращается он с плотно сжатыми губами. Значит, тоже не смог с ней связаться.
— Важно разыскать эту Теко, — говорит Гудвилл, снова усаживаясь с блокнотом. — Она могла что-то заметить. Но опыт мне подсказывает, что таких преступлений молоденькие девушки не совершают. Ее причастность маловероятна. Она не исчезла с вашим сыном, как я и предполагал. Кому-то пришлось разбить стекло, чтобы попасть в вашу комнату. Будь Теко с похитителями заодно, она просто открыла бы им двери.
— Она не знала, где хранятся ключи. Я убрала их, — сказала я. — Но входная дверь днем не запирается. Если бы она помогала сообщникам, то показала бы им этот путь.
— Я уже сказал, что считаю ее причастность маловероятной. — Гудвилл раздражен.
Похитители могли ждать в кустах, наблюдая за комнатой, пока Теко не вышла куда-нибудь по необходимости. Например, на кухню. Понадобилась всего пара минут, чтобы разбить стекло и схватить Сэма.
— Где сейчас находится ключ? — спрашивает Гудвилл. Я достаю его из тумбочки в спальне, приношу и роняю на стол. Гудвилл смотрит на ключ и кивает. — Почему вы заперли днем только эти двери, оставив открытыми остальные?
— На стене у дверей я заметила следы пальцев и решила, что их оставили дети. — Я порывисто вскакиваю и бегу в спальню. Гудвилл следует за мной, но отпечатки исчезли. Я зову Элизабет. С испуганным видом та говорит, что отмыла стены. Четыре дня назад. Решила, что их запачкали девочки.
— Не сомневаюсь, что она не лжет, — заявляет Гудвилл, снова усаживаясь в кресло. — Кто-нибудь еще работал в вашем доме? — спрашивает он. — Может, что-то случайно вылетело из головы?
— С Джосайей и Элизабет вы уже встречались. — Мое внимание вдруг привлекают тетради Элис, аккуратной стопкой сложенные на столе. — Есть еще один человек — точнее, был. Саймон Катсе, репетитор девочек. Он уволился еще до похищения.
— Когда? — Гудвилл начинает строчить в блокноте. — Почему он уволился?
Почему? В эту минуту я не могу вспомнить ни когда ушел Саймон, ни почему, ни даже как он выглядел.
Гудвилл ждет, нетерпеливо постукивая красной ручкой по своим зубам.
— Он ушел из-за жены, — понемногу начинаю вспоминать я. — У нее новая работа в Серуле, и им предстоял переезд. У них маленький ребенок, поэтому он…
— Когда именно уволился мистер Катсе?
— В понедельник. За день до похищения Сэма. Четыре дня назад.
Целая жизнь.
— И эта новая работа была настолько важной?
Гудвилл быстро пишет, не поднимая головы.
— Что-то связанное с Комиссией по развитию. Саймон говорил, его жену выдвинули для участия в выборах…
Последнее слово зависает в воздухе гостиной.
— Нам надо побеседовать с этим Саймоном, — с расстановкой говорит Гудвилл. — У вас есть его адрес?
— Нет. Но Кабо знает, где он живет.
— Есть кто-нибудь еще? — Гудвилл нетерпеливо прокашливается. — Это все, с кем вы познакомились и общались с тех пор, как приехали в Ботсвану?
С тех пор как мы здесь, я мало с кем контактировала. Перед моим мысленным взором всплывает испуганное лицо Эстер, круглое лицо Клэр, улыбающиеся лица смотрителей в Моколоди. Эстер перепугается, Клэр рассердится, но Гудвилл все равно их разыщет. Пока он записывает адреса и телефоны, я отправляю Эстер и Клэр краткие сообщения, надеясь, что они меня поймут. «Мне очень жаль, но полиция проверяет все наши контакты, так что могут приехать и к вам».
Заметив это, Гудвилл хмурится. Неужели он думает, что я предупреждаю преступников? Гудвилл захлопывает блокнот и выходит, прикрыв за собой дверь. Вскоре я вижу, как он, прижимая к уху мобильник, мерит шагами веранду.
Саймон — хороший человек, но на что способна его амбициозная, увлеченная политикой жена?
В дверях возникает Копано.
— Клетки, — говорит он.
Это утверждение или вопрос?
— Они принадлежат детям, это их зверинец.
Неужели и это важно?
Зоуи, должно быть, слышит из кухни наш разговор, она появляется в комнате, подходит к Копано и протягивает ему миску со сливами. Тот берет одну, но откладывает на стол.
— Это зверинец для ящериц и лягушки, — запрокинув голову, объясняет Зоуи. Вокруг ее губ темный круг от шоколада. — Там две ящерицы, их зовут Джосайя и Саймон. Они лучшие друзья. А лягушка пока только одна. Мы зовем ее… Сэм.
Зоуи краснеет и, взглянув на меня, понижает голос до шепота:
— Потому что она икает.
Поставив миску, она бросается ко мне и зарывается лицом в мою юбку.
Копано смотрит на нее, а потом на меня, в его глубоко посаженных глазах мелькает что-то трудноразличимое, но я замечаю, что он смущен. Разжав пальцы Зоуи, я увожу ее на кухню, где на мгновение теряюсь от обыденности и живописности увиденной там сцены: оранжевые настурции в зеленом стекле, тарелка лиловых слив рядом с Элис, читающей книгу за столом. Элизабет ставит перед ней кружку с голубыми полосками, над кружкой вьется пар. Зоуи берет у Пео кекс. Мне хочется задержаться на пороге и понаблюдать, оставаясь незамеченной, но Элис видит меня, сползает со стула и, продолжая читать, захлопывает дверь перед моим лицом.
Копано касается моего плеча и зовет за собой. Мы выходим и спускаемся с крыльца. Элис страдает, мне не следует обижаться на нее. Копано шагает широко, за ним трудно угнаться. У Элис нет ненависти ко мне, это ее способ справиться с бедой.
В негустой тени под эвкалиптами витает их аромат. После палящего солнца на лужайке здешняя прохлада приносит облегчение. Копано указывает на клетки. Все дверцы распахнуты. Неужели дети отпустили животных? Подходя ближе, я слышу громкое жужжание. Внутри самой большой клетки, в одном углу шевелится блестящая масса мух. Копано протягивает руку и щелкает над ними пальцами. Сердитое жужжание вмиг усиливается, и мухи взлетают, открывая взгляду кучку влажно поблескивающих мышц. Лишь через пару секунд я понимаю, что с лягушки содрали кожу.
Глава 27
Ботсвана, март 2014 года
Копано и Гудвилл переносят клетки в машину. Я говорю Элис и Зоуи, что выпустила ящериц и лягушку. Так гуманнее, тем более что девочкам запрещено выходить в сад одним. Обе выслушивают известие молча, наша большая потеря поглощает эту маленькую. Но загадка не дает мне покоя. Кто изуродовал лягушку? Зачем? Куда девались ящерицы? Неужели какие-то негодяи уже сбежались сюда, как гиены, привлеченные нашим горем? Несмотря на обжигающий зной, мне становится зябко. Это похоже на некое предупреждение, но я не могу его разгадать.
