– Понятно, – протянул Карпыч. – Но выглядите как министры.
Он вынул из книжного шкафа рулон ватмана, развернул. Это была злополучная стенная газета.
– Вот решил оставить на память. Из тебя мог бы выйти неплохой художник, Корнев. Только не понимаю, зачем ты так меня нарисовал.
– Я тоже буду помнить вас всю жизнь, – сказал Андрей. – И мне тоже непонятно, зачем вы с нами сделали такое.
– Ты же только что сказал, что вы сами сделали себе плохо, – напомнил директор.
Вошла Гипотенуза, чертова лицемерка. Зимой, перед приходом на урок комиссии, она на полном серьезе сказала классу: «Кто знает ответ, поднимайте правую руку, а кто не знает – левую».
– Василий Карпович, вас ждут, – прогундела Гипотенуза.
Актовый зал был полон. На сцене уселись учителя с цветами на коленях. Директора встретили аплодисментами. Андрей и Мишка тихонько сели в заднем ряду. Первой их увидела Зойка. У нее чуть глаза не выпали. Она зашепталась с другими девчонками. Через несколько минут на Андрея и Мишку стало оборачиваться ползала.
Карпыч вручал аттестаты. Выпускники благодарили родную школу и любимых учителей. Директор старательно улыбался. Гипотенуза сидела, как всегда, с постной репой. У нее были плохие зубы.
Потом все пошли в соседний спортзал, где уже расположился оркестр и были накрыты столы. Андрей подошел к Димке и еще раз попросил сыграть «Школьный вальс». Димка отрицательно покачал головой. Карпыч был тут как тут. Он не спускал глаз с пацанов.
– Один «Школьный вальс», и мы уходим, – попросил Андрей.
Директор подумал и кивнул Димке.
– Ладно, сыграйте.
При первых тактах вальса все слегка оторопели. Что значат ассоциации! Но через минуту уже кружились несколько пар.
Андрей подошел к Зойке. Эта чучмундия танцевала лучше всех, только ее редко приглашали. Зойка не ожидала. Стала багровой, как свекла. Мишка пригласил другую девчонку. Спасибо Петру Палычу, он оказался хорошим учителем. Но и они были хорошими учениками. Они танцевали, как кавалергарды. Андрей сцепил зубы. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел его слезы. Он глянул на Мишку. У того тоже на щеках ходили желваки.
– Хватит! – останавливаясь, крикнул Мишка.
Андрей тоже остановился. Действительно, хватит.
Они вышли из актового зала и направились к выходу. Их догнала Зойка:
– Ребята, простите.
Андрей бросил на ходу:
– Зато мы свободны, как трусы без резинки.
Ребята решили гулять всю ночь. У них был спрятанный в подвале бутылец портвейна. Сели на скамейку и стали потягивать красноту прямо из горла.
Потом пошли к Петру Палычу. Майор обрадовался их приходу. Он был пьян в лоскуты. Рубашка свисала поверх брюк. Пепел сигареты падал на брюки. Давно не стриженные брови свисали на глаза.
Расставили фигуры, пустили часы. Андрей был в ударе, высаживал попеременно то Мишку, то Петра Палыча. В пылу игры не заметил, что майор приглядывается к ним, разодетым в пух и прах, и что-то прикидывает в уме.
Они сражались до полуночи. Петр Палыч не раз уходил в свою комнату, усиливался. Но это не помогало. Андрей играл не лучше обычного, просто не зевал фигуры.
– Чем тебе хуже, тем ты сосредоточенней, да? – спросил майор.
Андрей покачал головой.
– Нет, я всегда рассеянный.
– Что это вы сегодня такие расфуфыренные?
– На выпускной ходили. «Школьный вальс» станцевали. Спасибо вам, научили.
– Знаете, а мне обидно за вас, – вздохнул майор.
– Сами виноваты. Шалопаи.
– В самом деле, так считаешь?
– В самом деле, – подтвердил Андрей.
– Симпатичный шалопай – самый распространенный русский тип, – согласился Петр Палыч, едва ворочая языком.
Его клонило ко сну. Ребята попрощались и ушли. Они взяли в подвале еще один бутылец портвейна и снова сели на лавочку возле дома.
– Мишаня, ты мне так и не ответил: чем думаешь заниматься? – спросил Андрей.
– В смысле профессии? Буду воровать.
– Ты серьезно?
– У меня больная мать. На ее пенсию мы не проживем.
Они зашли за Генкой и втроем двинули на набережную Иртыша. Туда после полуночи стекались выпускники всех школ. Было много шпаны со всех районов города. Но много и милиционеров. Гульбарий проходил на редкость спокойно. Играла музыка, кружились пары.
– Жаль, слободских ни одного, – сказал Генка. – Не на ком испытать.
С этими словами он вытащил из заднего кармана брюк маленький пистолет. Ночь была светлая. Пушечка выглядела как настоящая. Ребята с восторгом вертели ее в руках.
– Подожди, а где обойма? – спросил Мишка.
– Извини, – обиженно ответил Генка. – Но ствол с обоймой я еще не научился делать.
– Так он однозарядный? – разочарованно произнес Андрей.
– Да ну вас! – совсем обиделся Генка.
– А какими патронами стреляет? – спросил Мишка.
– Мелкокалиберными.
– А он стреляет? Ты испытывал? – с сомнением спросил Андрей.
Генка разозлился.
– Где бы я испытывал? На заводе, что ли? Я думал, вместе испытаем.
Мишка прыснул.
– На слободских?
Андрей приобнял Генку.
– Геныч, ты молоток. Теперь нам ничего не страшно. Хотя, только не обижайся, уж больно она маленькая. Не пушка, а пукалка.
– И такая пригодится, – проворчал Генка.
Они шатались по набережной. Андрей встретил Руслана и ребят, с которыми учился, когда приехал в этот город.
– Мне повезло, – похвастал Руслан. – Братан похлопотал – в городе открывают филиал юрфака. Не надо куда-то ехать, жить в общаге, ходить на каждую лекцию. У братана все схвачено.
Они выпили из горла по глотку портвейна и распрощались.
Встретились однокласснички. Толян начал извиняться и угнетать своей радостью. Ему, как и Руслану, повезло с филиалом юрфака. Зойка снова стала изливать, как ей жалко их, Андрея и Мишку.
Андрей сплюнул.
– Шли бы вы в пустыню пылесосить.
– Пошли по домам, – предложил Мишка.
– Пошли, – согласился Андрей. Его тоже задолбал чужой праздник.
В городе освещалось только несколько центральных улиц. Ребята шли как раз по той, где не было фонарей, почти в полной темноте.
– Дай-ка на всякий случай твою пукалку, – попросил Андрей.
Генка вложил ему в руку ствол. Андрей ощутил приятную тяжесть металла и потрясающую уверенность в себе. Теперь им никто не был страшен.
