– Стыдуха, как низко мы пали, – сокрушался Мишка.
У Генки было другое мнение.
– А что вы предлагаете? Расплеваться? Он с ходу перекроет нам кислород. Как мне тогда на работу ходить? Меня ж встречать будут.
Про себя Андрей соглашался с другом. В самом деле, их свобода передвижения по центру зависела от того, как к ним относится Крюк.
Пришли в Новостройку, сели на скамейке возле дома. Андрей был молчалив.
– О чем дум-дум? – спросил Генка.
– Я почти уверен, мы попали на гоп-стоп не случайно. Нас пасли, – сказал Андрей.
– Кто других подозревает в ненадежности, тот сам ненадежен, – многозначительно произнес Мишка.
Он явно имел в виду Крюка.
На другой день они встретились на чердаке. Там было душно, пахло пометом голубей и кошками. Вылезли на крышу. Соседний дом был готов. Расконвоированные зэки грузили в машины строительный мусор, сматывали колючую проволоку.
– Говорят, зэков больше не будут возить в город, – сказал Мишка.
– Кто ж будет дома строить? – спросил Генка.
– Вольняшки.
Жизнь менялась.
– Говорят, на первом этаже нового дома будут магазины. Продовольственный, промтоварный и ювелирный, – сказал Мишка.
Похоже, он на что-то намекал. Генка отреагировал первым.
– Разгубастился. Знаешь правило: не блуди там, где живешь?
– Если станем работать в своем районе, не надо будет ни с кем делиться, – парировал Мишка.
Слово «работать» в таком непривычном смысле понравилось Генке и Андрею.
– Мы должны быть как братья, – мечтательно сказал Мишка.
– Это у нас с тобой нет братьев, а у Андрюхи целых два, – заметил Генка.
– Брат не всегда друг. А настоящий друг всегда брат, – сказал Мишка.
Им захотелось есть. Мишка сбегал в магазин, принес пирожков с ливером.
После жратвы настроение поднялось. Генка закурил, растянулся на крыше и спросил:
– Мишаня, как считаешь, Андрюха хороший товарищ?
Мишка не уловил шутливого тона и ответил всерьез:
– У меня такого кента еще не было.
– Друзья должны всем делиться и во всем помогать друг другу, так? – продолжал Генка.
– Угу, – осторожно согласился Мишка.
– Я что хочу сказать, – не унимался Генка. – Андрюха завел себе Любашу. А мы с тобой до сих пор в девочках ходим. Разве это дружба?
Теперь Мишка все понял и отозвался в том же тоне:
– Конечно, это не по-товарищески.
– Могу свести с Жанкой. Но за последствия не отвечаю. Насморк можно подхватить, – предупредил Андрей.
– Насморка нам не надо, – сказал Генка.
Мишка, как всегда, нашел выход из положения:
– Геныч, не бери в голову. Купим презервативы.
– Ладно, попробую договориться, – пообещал Андрей.
Вечером, когда стемнело, Андрей пришел в больницу, заглянул в окна. Катя ходила по палатам, делала инъекции. Потом вернулась в ординаторскую и открыла книгу. Услышав стук по стеклу, подошла к открытому окну.
– Мне надо повидать солдата, – сказал Андрей.
– Вы что, знакомы?
– Да, – соврал Андрей.
Катя впустила его в реанимационную. Андрей остановился в дверях. Солдат с усилием приподнял веки. В его глазах стояли боль и усталость.
«Я идиот, – выругал себя Андрей. – Зачем я сюда пришел? Что я хотел сказать? Ведь что-то же хотел».
Он взглянул на другого больного, лежавшего с закрытыми глазами, и вздрогнул. Это был Фурик.
Андрей повернулся и вышел из реанимационной. Катя догнала его. Они сели во дворе на скамейке.
– Их допрашивали? – спросил Андрей.
– С солдатом говорили минуты две.
– А с тем, другим?
– Нет. Он – тяжелый.
– Что ты нашла в этом Адаме?
– Он сильный, красивый.
– Богатый.
– Не в этом дело, – сказала Катя. – Понимаешь, я не русская. Поэтому, наверное, не люблю мужиков. Меня от них просто воротит. А он не мужик. Хотя, может быть, страшнее мужика.
– А где твой отец?
– Умер. Он очень переживал, что нас выслали. По-моему, эта обида убила его. Он очень хотел, чтобы я стала врачом. Я скоро уеду в Семипалатинск поступать в медицинский.
– Если поступишь, я приеду к тебе, – сказал Андрей.
Катя ничего не ответила. После долгого молчания Андрей спросил:
– Если у меня будет много денег, уйдешь от Адама?
Катя покачала головой.
– Нет.
– Почему?
– Потому что он уважает меня больше, чем ты.
– Шмотки покупает, да?
Катя молчала.
– Ты просто боишься этого чеха!
– Его все боятся.
– Хочешь, я тоже стану страшным?
– Не надо. Ты и так сильно изменился.
– Может, мне убить его? – спросил Андрей.
Катя посмотрела на него со слабой улыбкой.
– Разве ты способен?
– Я уже убил его девяносто раз, – сказал Андрей. – Еще десять – и убью по-настоящему.
– Не понимаю, зачем я тебе, – удивилась Катя. – Что ты во мне нашел? Я так понимаю, тебе нравится мое тело. Тогда чем ты отличаешься от Адама?
– Ты добрая.
– У тебя тоже хорошая душа. Только у тебя что-то с глазами. У тебя стали другие глаза.
– Неужели ничего нельзя изменить? – спросил Андрей.
Катя встала.
– Ладно, иди.
Андрей обнял ее. Она не сопротивлялась. Она только прерывисто и глубоко вдохнула. От нее веяло какими-то цветами, и губы ее были горячие, податливые. Она обхватила его за шею. Он почувствовал трепет ее тонкого упругого тела. «Неужели она меня все-таки любит?» – подумал он.
Андрей вернулся домой под утро. Поднялся по лестнице, влез в форточку. Дверь в комнату родителей была приоткрыта, виднелась полоска света.
– Замолчи! – слышался голос отца.
– Это ты молчи и слушай, – говорила мать.
– Заткнись, я сказал! – прикрикнул отец.
– Не заткнусь! – упрямо отвечала мать. – Имей мужество хоть раз выслушать правду.
– Нужна мне твоя правда!
– Помнишь, ты все повторял: один сын – не сын, два сына – полсына, а вот три сына – это сын?
– Ну и что?
