– Что ты мне сделаешь? – спросил он чеченца.
– Запомни, щенок, – прошипел Адам. – Мы берем, что хотим, и делаем, что хотим.
– Разве я тебе мешаю? – спросил Андрей.
– Это ты правильно сказал. Ты мне не помешаешь, – отозвался король центровых.
– Тогда что ты так нервничаешь?
Чеченец занес руку.
– Ах ты, пес!
Андрей усилием воли заставил себя остаться неподвижным. Усмехнулся.
– Так кто я все-таки: щенок или пес? Думаешь, ударишь и это тебе даром пройдет? Нет, все только начнется!
Катя быстрым шагом подошла к ним.
– Адам, пожалуйста, не надо.
– Чего не надо? – сверкнул глазами чеченец. – Чего не надо?! – повторил он, срываясь на крик. – Ты определись, с кем тебе лучше: со мной или с этим щенком. Ну что молчишь? Говори!
Катя молчала.
Андрей поднялся, посмотрел ей в глаза и пошел к выходу. У него мелькнуло: может быть, Катя окликнет его? Может быть, бросится за ним? Он даже оглянулся. Катя стояла перед Адамом, опустив голову, как провинившаяся школьница.
Андрей зашел в сквер на набережной, где в апреле первый раз встречался с Крюком. Там было так же пусто, только кроны деревьев стали гуще. Сел на скамейку в укромном месте. Надо было прийти в себя.
Коробочка в кулаке Андрея развалилась. Патроны высыпались в траву. Он не стал их поднимать, расшвырял ногой. Он вовремя это сделал. Спустя минуту перед ним вырос капитан Досанов.
– Здравствуй, Корнев, – сказал он, садясь рядом.
Андрей ответил на приветствие кивком.
– Извини, Корнев, но мне надо осмотреть твои карманы, встань, – сказал капитан.
Андрей встал, вывернул карманы. Кроме носового платка, сигарет, спичек и денег у него ничего не было. Досанов был разочарован.
– Ты ж только что купил патроны. Где они?
– Вы меня с кем-то перепутали, – процедил Андрей.
– А если тебя опознает продавец?
– Продавец может и обознаться. Но даже если бы я купил патроны, разве это запрещено?
– К сожалению, нет. Не запрещено, – согласился капитан.
Он закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул:
– А ты ловкий парнишка, Корнев. Но, по-моему, заигрываешься. Не чувствуешь, что на волоске висишь?
Андрей пожал плечами.
Капитан пыхнул сигаретой.
– Понимаешь, Корнев, какая штука получается. В городе совершаются преступления. И участвуют в них трое. Один высокий, другой поменьше, третий совсем небольшого роста. Не догадываешься, кто это может быть?
Андрею стало не по себе, но он старался держать себя в руках.
– Ничего за собой не чувствуешь? – спросил Досанов.
– Нет, – сказал Андрей.
– Тогда пошли. – Капитан поднялся и крепко ухватил Андрея за рукав.
– Куда?
– Как куда? На нары. Там сразу все вспомнишь.
Колени у Андрея стали ватными. Кажется, капитан не просто берет его на испуг, а действительно хочет посадить в кутузку. «Нет, нельзя так просто поддаваться!».
– Что я должен вспомнить? – как можно спокойней спросил Андрей.
Досанов усмехнулся.
– Пустяки. Кто ограбил гороно. Кто подстрелил Фурикова. Кто уволок деньги из продмага. Ты говоришь мне: да, было дело, и я закрываю на это глаза. И мы расходимся, довольные друг другом.
– Расходимся?
– Расходимся.
– Тогда лучше на нары, – сказал Андрей.
Капитан расплылся в торжествующей улыбке.
– Значит, было дело?
– Ничего не было.
На широких скулах Досанова заиграли желваки.
– Ладно, погуляй еще, – проговорил он глухим голосом. – Завтра в десять утра жду вас троих у себя в отделении. Пропуска заказаны. Кабинет ты знаешь. Увиливать не советую.
Капитан исчез за ближайшим деревом.
Появился Мишка. Андрей передал ему разговор с Досановым. Начали обсуждать, что бы значил этот наезд. Чего добивается мусор?
– Если мы оставили в гороно хоть один отпечаток пальца, нам писец, – сказал Андрей.
– Нам писец, если кто-то из нас расколется, – уточнил Мишка.
Они пошли на завод, позвонили из проходной в цех. Генка вышел в чумазой спецовке, пахнущей машинным маслом. Он нервно курил. У него только что делали обыск рабочего места.
– Нашли что-нибудь? – спросил Мишка.
Генка смерил его с ног до головы.
– Если бы нашли, я бы сейчас тут не стоял.
До конца смены оставалось не больше получаса. Генка переоделся, и они пошли в Новостройку. На ходу обсуждали ситуацию. Андрей рассказал, как его допрашивал Досанов, требуя держать руки на коленях.
– Это ерунда, – сказал Генка. – Вот если начнет слоником мучить…
Пацаны знали про новый милицейский способ: на тех, кто не колется, надевают противогаз и пережимают трубку, закрывая доступ кислорода.
– Когда будет невмоготу, я сделаю вид, будто вырубился, – сказал Мишка.
– А еще лупят резиновым шлангом по пяткам, – сказал Генка.
– Кричи «мама»! – со смехом посоветовал Мишка.
Они вибрировали от страха, но хорохорились изо всех сил. И готовились чуть ли не к пыткам. Откуда им было знать, что против таких салабонов существуют совсем другие приемы.
Капитан Досанов не стал мариновать их перед дверью кабинета. Жестом велел войти, разрешил сесть и несколько минут говорил с кем-то по телефону. Потом начал что-то писать. Мишка шепнул Андрею:
– Делает вид, что ему не до нас.
Похоже, так и было.
Наконец, капитан оторвался от писанины и сказал:
– Вы согласны, что продавщица вас опознает? Только не надо переглядываться. Не надо делать вид, что не понимаете, о чем речь. Когда она описала драку в магазине, я сразу понял: это вы. А когда мне сказали, что двоих десятиклассников оставили на второй год, я опять-таки сразу понял, что в гороно залезли вы. Больше некому. Что же касается ночной стрельбы, то и тут все сходится, если учесть, что один из вас работает на токарном станке, а другой купил сегодня коробку малокалиберных патронов. Покуролесили вы от души. По совокупности вам полагается лет по пять каждому, не меньше. А мне – большую звездочку. Но, я думаю, сесть вы всегда успеете. А майорскую звезду мне и так дадут. Поэтому предлагаю дружить. Я сейчас пойду по своим делам, а вас закрою в кабинете. Буду отсутствовать около часа. За это время вы коротко опишете свои подвиги, а я положу ваши чистосердечные признания в сейф. Но – предупреждаю: если еще что-нибудь совершите, я дам вашим признаниям ход. И тогда вы получите за все сполна. Да, чуть не забыл… – Капитан вынул из внутреннего кармана кителя красную книжечку, положил ее на письменный стол и сказал клятвенно: – Вот, партбилетом клянусь, что все будет именно так.
