Андрей стоял в дверях и думал: «Если он меня ударит, я ударю его, хватит терпеть».
– Тебе мать говорила, что вечером придет Зинаида Гордеевна? – спросил отец.
– Говорила.
– Почему проигнорировал?
– Были другие дела.
– Первое, что ты должен был сделать, выйдя из кутузки, это поблагодарить Зинаиду Гордеевну, – процедил отец.
– Успею еще. Куда торопиться? – ответил Андрей.
Отец задохнулся от гнева. Он повернулся к матери, стоявшей в дверях спальни:
– Я ж говорю, воспитали свинью. Неблагодарную свинью.
Из кухни доносился запах выпечки. У Андрея закружилась голова. Хотелось есть. Он чувствовал, что устал, ноги не держали его. Он прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он не хотел, у него так получилось: вздох напоминал хрюканье. Это вконец взбесило отца. Он подумал, что Андрей смеется над ним.
Отец спросил, тяжело дыша:
– Ну что, врезать тебе?
– Давай, – сказал Андрей. – Как мне встать, чтобы тебе было удобней?
Отца затрясло. У него чесались кулаки. Вмешалась мать.
– Успокойся! – Она пыталась приобнять отца. – Просто у него такой возраст. Он еще осознает.
– Ничего он не осознает. С него как с гуся вода. Растим гада ползучего… – Отца трясло от злости.
Но в его интонации было что-то жалкое. Наверно, он сам это понял и начал себя подхлестывать:
– Нет, я заставлю тебя уважать родителей. Будешь лишен всего!
Это было круто и непонятно. Обычно отец лишал чего-то одного: то ли улицы, то ли денег на кино, то ли хорошей одежды или обуви. Андрей решил уточнить:
– Чего всего?
– Всего! – рявкнул отец.
Андрей улыбнулся и помотал головой.
– Я выбью из тебя дурь, – пригрозил отец.
Мать мягко сказала ему:
– Пусть Андрей поест. А ты ложись. Тебе надо выспаться.
– Какой ему ужин? – взвился отец. – Пусть так ложится. Пусть прочувствует.
– Ты совсем разволновался, – сказал ему Андрей. – Знаешь, я лучше уйду.
Отец сузил глаза.
– Куда?
– Куда ты пойдешь? Господи, что вы со мной делаете?! – нервно воскликнула мать.
Андрей пожал плечами.
– Что-нибудь придумаю.
– Ты можешь, конечно, уйти, – сказал отец. – Но заруби себе на носу: больше мы тебя вытаскивать не будем.
– Конечно, – согласился Андрей, открывая входную дверь. – Я понял. Спокойной ночи.
Мать в крайнем волнении обратилась к отцу:
– Что ты сделал? Куда он пойдет?
– Пусть еще помотает на кулак соплей, – ответил отец, хотя не очень решительно. – Иначе ничего не осознает.
Андрей аккуратно закрыл за собой дверь и вышел во двор. Стояла парная июльская ночь. Свет в окнах Толяна и Петра Палыча уже не горел. Идти было некуда. Андрей сел на скамейку у подъезда, огляделся, посмотрел на небо. Лунный свет делал все вокруг неузнаваемым. Безразлично мерцали звезды. «Ничего, переживем, – подумал Андрей, – только жрать хочется, но это не трагедия, потому что жрать хочется практически всегда. И очередной скандал с отцом не трагедия, а обычная мелочь жизни».
Хуже всего было то, что, выпутываясь из одного непростого положения, он попадал в другое, еще более трудное. И этому не было видно конца. Надо было искать выход. Но в голову не приходило ничего путного. Мысли вообще путались, клонило в сон. Андрей уснул прямо на скамейке. Ему снился Крюк. Основной центровых лежал на дне реки, у него были широко открытые белые глаза. Он зловеще улыбался и, извиваясь всем телом, быстро поднимался вверх, на поверхность реки. Он всплыл, выплюнул кляп и дико захохотал.
Андрей проснулся. Перед ним стоял Прыщ. Он был чем-то очень взволнован.
– Тебя зовет Алихан.
– Где он? Что случилось? – спросил Андрей. Сердце у него екнуло. Мелькнуло: «Тут что-то не так».
Прыщ сделал неопределенный жест:
– Здесь, недалеко. За домом.
Они обошли дом. Куст сирени загораживал свет уличного фонаря. В полумраке кто-то стоял. Андрей вздрогнул всем телом. Он не увидел, а скорее почувствовал: это Крюк.
Жара
Андрей попятился от Крюка, как от привидения, и чуть не упал. В спину что-то больно кольнуло.
– Ш-ш-ш, – прошептал сзади Прыщ.
Крюк подошел совсем близко. От него несло блевотиной. Видимо, когда выбрался из воды, его сильно рвало.
– Зря успокоился. Смерть тебя только пописать отпустила, – икая, сказал Крюк.
Он сделал движение рукой. В тусклых отсветах фонаря блеснуло длинное лезвие ножа. Андрей снова попятился и снова наткнулся на нож Прыща. Положение было хуже некуда.
Но Крюк не торопился с расправой.
– Где пушка, Корень? Отдашь пушку – будешь жить.
Пистолет лежал в подвале дома, совсем рядом. Пожалуй, его стоило отдать. Все-таки жизнь дороже. Но Андрей кожей чувствовал: как только он это сделает, Крюк тут же его зарежет. Подвал для этого самое подходящее место.
Андрей молчал, и Крюк рассвирепел. Он ударил сверху. В последний миг Андрей подставил руку, успел защититься, но только отчасти. Рука повисла плетью. Мышца возле локтя была перерезана.
Длинное лезвие исчезло из поля зрения, ушло в темень. Крюк занес руку для удара снизу. Реакция Андрея была чисто инстинктивной. Он отпрянул назад и вобрал в себя живот. Но на этот раз Крюк попал. Точно в солнечное сплетение.
Он приблизил лицо почти вплотную к лицу Андрея.
– Провернуть?
Андрей часто со всхлипами дышал. Крюк вытащил лезвие.
– И так подохнешь.
– Он готов, – сказал Прыщ.
– Сваливаем, – сказал Крюк.
Они побежали. Андрей постоял несколько секунд и вдруг тоже побежал. Он не кричал, не звал на помощь. Он просто бежал вокруг дома, тяжело дыша, держась за живот, истекая кровью. Кровь лилась не столько из раны в животе, сколько из перерезанной на руке вены. Он обежал дом и пошел на второй круг. Он плохо соображал. У него был сильнейший болевой шок.
Але не спалось. Она вышла на балкон, увидела бегущего Андрея. Он упал под фонарем и остался лежать без движения. Аля сбежала вниз прямо в ночной рубашке.
Андрей прерывисто дышал. При свете фонаря было видно, как белеет его лицо.
– Помогите! – завопила Аля. – Помогите!
На балкон выскочил Петр Палыч. Он тут же вызвал «скорую».
«Скорая», сигналя, мчалась по городу. Андрей лежал на носилках, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Его бил озноб. Врач сделал укол и кричал в телефон, что пациент уходит. «Это обо мне, – понял Андрей. – Это я ухожу. Вот как, оказывается, это бывает!» Ему стало жалко себя до слез.
