Председатель Верховного Суда поручил дело Катковой своему заму. Но тот сказал прямо, что если даже чрезмерно строгий срок можно сократить до отбытого, в две недели они все равно не уложатся. Бюрократические формальности займут гораздо больше времени.
Этой неприятной новостью Леднев поделился с Мэри. Американка пришла в негодование. Она уже знала детали дела, и у нее в голове не укладывалось, как можно держать невинного человека не то, чтобы лишние недели, а даже день, час, минуту. Она подключила посольство, организацию «Международная амнистия», наняла американского адвоката с хорошим знанием русского языка. Машина правосудия заработала быстрее.
Каждый вечер Ледневу звонила Ставская, рассказывала, как идет подготовка к конкурсу. Голос ее звенел от волнения. Михаил напомнил, что требуется хорошая характеристика. Тамара Борисовна горько зарыдала. Корешков не поддается ни на какие уговоры. Ссылается на то, что решение, подписать или не подписать положительную характеристику, он не может принять в одиночку. Жмакова и Гаманец немедленно доложат об этом по инстанции. У него могут быть серьезные неприятности. Все-таки, как ни крути, это подлог. Чего ради он должен подставлять свою голову?
Леднев сказал Мэри, что хорошей характеристики они могут не дождаться. Адвокату следует строить другую линию защиты, основанную на том, что все нарушения режима Каткова совершила, будучи фактически ни в чем не виновным человеком, осужденной за участие в бунте необоснованно, с нарушением закона.
За день до конкурса на Агееву пришла разнарядка. Девушка подлежала немедленной отправке в женскую колонию, где была больница для чахоточных. Гаманец слов на ветер не бросал.
Ставская бросилась к Корешкову. Но подполковник только руками развел. Он не имел права изменить срок отправки ни на один день.
– Мы сорвем конкурс, – сказала Тамара Борисовна. – Вы не хуже меня знаете, как Мосина относится к Агеевой. Она, как минимум, откажется от участия. Как максимум, наложит на себя руки. Представляете, завтра приезжают гости, а у нас труп.
– Тома, не нагнетай, – отмахнулся Корешков.
– Я вас предупредила, Николай Кириллович. Отправить можно и после конкурса. Хотя отсрочка уже ничего не изменит, – добавила Ставская упавшим голосом. – Настроение уже испорчено, это конец.
– Ну что за неврастения?! – вскипел подполковник, хотя до его сознания уже доходило, что Ставская права. Настроение испорчено у всех участниц конкурса. Не только у зэчек из отряда Ставской. Уж он-то знал психологию своих пантер. – Что ты предлагаешь?
– Нужно позвонить куда следует, добиться отмены этапа и объявить об этом всей колонии.
– Не поверят. Подумают, что это наша ментовская хитрость.
– Согласна, но другого выхода нет, Николай Кириллович.
Глава 20
Жюри конкурса, руководящие работники УФСИНа, журналисты, телевизионщики заполнили чуть ли не весь вагон. Ехали весело. Поселились на одном этаже гостиницы. Город всем понравился. Современные дома. Много сосен. На горизонте сопки, переходящие в горы. Выпал первый снег. Морозец был легкий.
В колонию добирались «Икарусом». Контролеры на вахте в документах особенно не ковырялись. Клуб был уже заполнен до отказа. Свободен только партер, окруженный по всему периметру надзирателями в форме. Большую часть стульев уже занимали сотрудники колонии. Члены жюри сели так, где положено, прямо перед сценой, на небольшом возвышении.
Среди них было несколько узнаваемых лиц: знаменитый режиссер, популярный актер, известный политик, депутат Государственной Думы, зам председателя верховного Суда. Тот самый, который занимался делом Катковой.
Корешков, Жмакова и Гаманец встретили Леднева сухо. Они прочли его очерк о Катковой и были очень разочарованы. Как он мог поверить ее рассказу? А еще психолог. Почему не поговорил о ней с ними? Они бы подсказали, в чем конкретно заключается ее вранье относительно себя и других. Каткова выглядела жертвой тюремщиков. Каждый дочитавший очерк до конца, приходил к мысли, что эту молодую красивую женщину нужно освобождать немедленно. Корешков, Жмакова и Гаманец были другого мнения.
Открывая конкурс, известный кавээнщик предоставил слово начальнику УФСИНа. Генерал был сегодня не в форме, а в обычном костюме.
– Сегодняшнее мероприятие, – сказал он, – можно без преувеличения назвать событием. Наша исправительная система, как и вся наша страна, открывается миру. Весь мир может видеть, что мы не просто держим осужденных в строгой изоляции, но и даем им шанс вернуться в общество нормальными людьми. Даже тот факт, что мы, члены жюри, находимся в одном зале с осужденными, и нас не разделяет решетка, говорит о том, что все мы – граждане одной страны, и между нами нет непреодолимых различий.
Генерал говорил без бумажки, но чувствовалось, что он просто произносит выученный наизусть текст. Поэтому в зале послышался шум.
– Короче, начальник, пора начинать, – пробасила Маня, сидевшая в самом близком к партеру ряду.
Генерал был опытный тюремщик. Он мгновенно сообразил, что каждое лишнее его слово отразится на авторитете возглавляемого им УФСИНа. И он объявил конкурс открытым.
На сцене появились участницы. На них были обычные зэковские платья синего цвета и белые косынки. Они выстроились на авансцене. Их было немного, двенадцать. Всего дюжина красоток и симпатюшек набралась в колонии численностью в 1090 женщин.
Каткова села за пианино, начала аккомпанировать, а женщины запели песню из кинофильма «Первая перчатка»:
Милый друг, наконец-то мы вместе,
Ты плыви, наша лодка, плыви,
Сердцу хочется ласковой песни
И хорошей, большой любви.
Пели женщины старательно. Но как-то без вдохновения. Будто повинность исполняли. И улыбки были какие-то вымученные. Допев песню, они скрылись за кулисами.
Ведущий объявил о начале первого раздела конкурса – соревнования в эрудиции, находчивости и чувстве юмора.
– А можно, я назову все статьи уголовного кодекса? – попросила Агеева.
– А почему нет? – воскликнул после секундного замешательства кавээнщик. – Мы вообще решили не придерживаться строго регламента. Пусть каждая участница проявит себя по своему усмотрению.
Лена Агеева перечислила без запинки первые десять статей уголовного кодекса. Ее остановил Популярный актер:
– А за что ты здесь, если не секрет, такая маленькая?
– Яблоки в саду воровала.
Популярный актер посмотрел с удивлением:
– А нам сказали, что тут опасные.
– А я два раза в один сад лазала, – без улыбки пояснила Лена.
Жюри зааплодировало, единогласно отметив дополнительным баллом чувство юмора.
Лена подняла руку, как школьница на уроке:
– А можно спросить?
