– Конечно, – разрешил кавээнщик.
– У меня вопрос к гражданам начальникам. Я два года назад, когда еще на воле была, письмо написала. Министру внутренних дел. Когда он мне ответит?
– Какое письмо? – спросил кавээнщик, растерянно поглядев на генерала в штатском костюме. – О чем письмо?
– Я писала, как на воле пацаны девчонок портят каждый божий день, честных в общих превращают, заражают болезными всякими. Когда это кончится? Я здесь уже четыре года, а этому конца нет.
Кавээнщик засуетился:
– Давайте, девушки, о серьезных вещах потом, после конкурса. А сейчас – о чем-нибудь другом. Как говорится, потехе час.
– Это у нас вся жизнь потеха, – строго отвечала Лена Агеева.
И жюри снова зааплодировало, набрасывая балл.
На сцену вышли Мосина и Каткова. Фая – в судейской мантии, Лариса – в чем была. А Лена Агеева объявила номер:
– Суд над осужденной. Интермедия.
Мосина сел за стол, нацепила на нос очки и начала разбирать бумаги. Объявила:
– Слушается дело осужденной Катковой Ларисы. Злостно нарушает режим содержания. Шесть рапортов за косыночки. Не хочет носить белую косынку. Шесть рапортов за чулочки. В смысле за гамаши, носить которые не разрешается.
– А мужские кальсоны можно? – спросила Лариса, потупив глаза.
– Кальсоны – пожалуйста, – сказала судья – Мосина. – Зачитываю запись воспитателя Катковой, – продолжала она. – Рекомендовано воспитывать у себя честность.
Корешков беспокойно заерзал, тяжело задышал. Этой интермедии не было на генеральной репетиции. Жмакова сидела с багровым лицом. Эта она была до Ставской воспитателем Катковой. Это ее записи воспроизводила сейчас Мосина.
– В чем моя нечестность, гражданин судья? – нервно спросила Лариса.
– Спокойно, осужденная Каткова! Не надо так возбуждаться. Как написано, так и зачитываю. Вот тут дальше говорится. Над самовоспитанием не работает. Почему не работаете, Каткова? Молчите? Ага, вот тут написано, почему. Жизнь на свободе для нее в тягость. Живет одним днем, не имея никакой цели. Почему бесцельно живете, Каткова?
– А хрен его знает, гражданин судья, – вздыхая, отвечала Каткова.
– Хорошо. Теперь о главном, – продолжала судья – Мосина. – Вы обвиняетесь в том, что ударили осужденную Брысину, активную общественницу за то, что она сделала вам замечание. Вы ужинали не в столовой, а в жилой секции, ели колбасу. Так?
– Что так? – растерянно переспросила Лариса. – Что ударила? Или что ела колбасу?
– Не придуривайтесь, Каткова!
– Да, ела. Да, ударила. Дала пощечину, чтобы не выслуживалась, не мешала жить, – признала Лариса. – Ну и что? Ад за это устраивать?
– Про какой ад говорите? – спросила судья – Мосина.
Генерал – начальник УФСИНа стал перешептываться с кавээнщиком. Убеждал его, что интермедия показывает в карикатурном виде нашу исправительную систему и не соответствует цели конкурса – показать человеческую красоту во всех ее видах.
Кавээнщик внимательно выслушал и согласился.
– Уважаемые дамы, – обратился он к Мосиной и Катковой. – А чего-нибудь повеселее у вас нет? Как-то не очень смешно. И какое это имеет отношение к эрудиции?
Каткова отозвалась мгновенно.
– Самое прямое. Мы работаем для вашей эрудиции. Наберитесь терпения, досмотрите, потом будете делать выводы.
Кавээнщик посовещался с членами жюри и разрешил продолжать.
– Про какой ад вы говорите, конченный вы человек? – укоризненно повторила свой вопрос судья – Мосина. – Суд приговаривает вас к шести месяцам пэкэтэ – содержанию в помещении камерного типа. Хватит шести месяцев, Каткова?
– Как скажете, гражданин судья. Большое спасибо, – смиренно отвечала Лариса. – Только почему суд есть, а адвоката нет? Не положено?
– Не положено, Каткова.
Мосина скрылась за кулисами. И скоро появилась, только уже не в судейской мантии, а в зэковской одежде. Обе женщины стали ходить из угла в угол воображаемой камеры, потирая руками плечи, как бы пытаясь согреться. Потом Каткова вышла на авансцену и сказала в зал, обращаясь к жюри:
– Пэкэтэ – это такая тюрьма в колонии. Маленькое оконце, решетка и еще сетка. Воздуха почти не пропускает. Зато трудно получать записки по тюремной почте. Говорят, женщина придумала. Когда сюда идут, берут теплую одежду. Температура здесь не больше 15 градусов. Но во время обыска теплые вещи изымают. Не положено. Положено мерзнуть. Даже газеты изымают – ими можно затыкать щели или развести костер. Стирка запрещена – горячей водой можно согреться. Начнете возмущаться – отопление вообще отключат. Зимой на стенах иней. Ложимся спать, обнимаем друг друга, согреваем дыханием. Засыпаем только к утру. Утром – ломтик хлеба, соль, кипяток. В обед – пайка хлеба, соль и суп без картошки. На ужин – пайка хлеба, соль, кипяток. И таким макаром – шесть месяцев.
Лариса перешла на шепот, сообщая как бы по секрету:
– Когда приходят сотрудники, нужно обязательно вскочить. Как в армии. И доложить: я, такая-то, сижу за тот-то…Не дай бог встретить начальника сидя или лежа. Нет, он никогда не ударит без повода. Никогда!
В этом месте интермедии Гаманец особенно заерзал: узнал себя. И зэчки в зале тоже опознали, отчаянно зааплодировали.
– Такова маленькая картинка из нашей жизни, – Каткова заканчивала свое выступление. – Это другая жизнь, господа, запомните это. А теперь мы попытаемся вспомнить себя, какими мы были раньше.
Обе женщины исчезли за кулисами. А спустя несколько минут на сцену вышли все конкурсантки. Они были неузнаваемы: современные платья, прически, макияж. Жюри и зрительницы взорвались рукоплесканиями. Одна только Каткова в коротенькой юбке, несусветно напомаженная, выглядела вульгарно.
– Ты чего такая? – презрительно оглядев ее, спросила Мосина.
– А ты считаешь, что в таком виде я не могу никому понравиться? – отвечала Каткова. – Плохо же ты, подруга, знаешь мужчин. Женщина должна быть настолько умна, чтобы нравиться глупым мужчинам, и настолько вульгарна, чтобы нравиться умным.
Мосина сказала:
– Все равно я тебя не понимаю. У нас тут, по-моему, соревнование в эрудиции, находчивости и юморе.
Каткова снисходительно на нее посмотрела:
– Женщины знают меньше, но зато понимают больше. И потом… так ли нужна нам эта победа? Чего обычно желает женщина? Чаще всего, только того, чего она никогда не получит.
Мосина оглядела Каткову сверху вниз:
– Н-да, с такими ногами ты далеко пойдешь. И все получишь, не расстраивайся.
Жюри было, похоже, того же мнения, присудив победу в первом туре Ларисе Катковой.
Следующим разделом конкурса было соревнование с декламации. Мосина читала первой:
