Мне уже не страшно в страшном мире,
Оттого – себя не узнаю!
Как мишень игрушечная в тире.
Весело сыграю смерть свою.
Члены жюри переглянулись. Что-то озадачило их в этом четверостишии. Кавээнщик спросил:
– А можно что-нибудь другое? Неужели о любви нет ничего повеселей?
Мосина отказалась читать другое стихотворение. Зато Каткова внесла оживление:
Мы любим по земным законам,
И соблазняешь ты меня
Не яблоком одним, зеленым,
А сразу спелыми, двумя.
Кавээнщик озадаченно поморгал, потряс головой.
– Что с вами? – участливо спросила его Каткова. – Вам нехорошо?
Тот замахал руками:
– Нет-нет, я в порядке. Просто я не привык к такой откровенности.
– Да будет вам! – сказала Каткова. – Про какую откровенность вы толкуете? Ну, давайте я вам Цветаеву прочту.
Грудь женская! Души застывший вздох –
Суть женская! Волна всегда врасплох.
Застигнутая – и всегда врасплох
Вас застигающая – видит Бог!
– Потрясающе! – воскликнул кавээнщик. – Какая внутренняя свобода! А вы показывали, как вас тут закрепощают. Где еще такое может быть? В какой тюрьме мира?
Он был не так прост, этот кавээнщик. Лукавил из страха, что менты в любую минуту скажут: хватит!
Каткова снова выиграла по очкам. А вот с уходом за ребенком у нее неожиданно возникли проблемы. Лариса не смогла правильно спеленать куклу. Это было очень странно. Леднев терялся в догадках. У нее же был сын. Кто же его пеленал?
Лучше всех других оказалась Валька Брысина. У нее все лицо засветилось нежностью. Будто в ее руках была не кукла, а живой ребенок. И каждое ее движение было ладным и уверенным. Леднев посмотрел на Ставскую. Отрядница была довольна. Хоть одна ее воспитанница оказалась в этом виде конкурса на высоте.
Легким тонким голосом на выдохе:
В горнице моей светло –
Это от ночной звезды
Матушка возьмет ведро.
Молча принесет воды…
Потом было соревнование в танце. Мосина и Каткова вышли на сцену в мужских костюмах. Они танцевали поочередно то с Агеевой, то с Брысиной. Особенно эффектным был вальс.
Раздалась барабанная дробь. Участницы конкурса, страшно смущаясь, вышли на сцену в купальниках. Особенно неловко чувствовала себя Валька Брысина. Хотя другая бы на ее месте так не стеснялась. Бедра только кажутся слишком широкими. Лет пятьдесят назад такие были у каждой третьей. Так ведь и рождаемость была другой.
Но и остальные конкурсантки были далеки от эталона. Тела красивые, но слишком уж исхудалые. И все же ээчки в зале завизжали от восторга, а члены жюри что-то оживленно говорили друг другу.
Господи, неужели этому конец? Все не понравилось Ледневу в этом мероприятии. Сама затея казалась ему противоестественной. Неволя – не место для конкурса красоты. Михаил ждал, когда объявят результат. Ему шепнули, что самый главный сюрприз ждет всех в конце.
Кавээнщик вышел на сцену в сопровождении Ставской, державшей в руках корону, сделанную на заказ из какого-то дешевого металла под серебро.
– Первое место и звание «Мисс очарование» присуждается… – кавээнщик сделал обязательную в таких случаях паузу. – Катковой Ларисе!
Первыми захлопали члены жюри и журналисты. Но зал поддержал их очень вяло. Там, где сидели сотрудники, раздалось всего два-три хлопка. Аплодисменты зэчек тоже трудно было назвать бурными. Каткову явно не любили. А теперь будут любить еще меньше.
Лариса приняла корону без восторга. Поправила ее на голове, надела набекрень. Только тогда аплодисменты стали погуще.
Жюри удостоило званий и наград всех участниц. Чтобы никому не было обидно. Здесь уж зэчки не жалели ладошек.
Глава 21
После конкурса зэчек развели по локалкам, а московских гостей пригласили в релаксацию. Телевизионщики настроили камеры, журналисты приготовили диктофоны и фотоаппараты. Корешков предоставил слово члену коллегии Верховного Суда Попову.
Попов попросил ввести Каткову, Мосину, Агееву и Брысину. Женщины вошли, растерянно поглядывая на собравшихся. Кажется, только Каткова догадывалась, что именно сейчас может произойти.
– К нам поступило ходатайство газеты в отношении Катковой, – сказал Попов, – Но мы считаем, что следует получить хотя бы общее представление об осужденных Мосиной, Агеевой и Брысиной, справедливость осуждения которых также подвергается сомнению. Выслушаем и сотрудников колонии. От этого объективность нашего будущего решения только выиграет. На такое необычное рассмотрение приглашена пресса и иностранные наблюдатели.
Разбирательство проходило в форме обычного судебного заседания. Слева и справа от Попова сели еще два члена Верховного Суда. Каткова, Мосина, Агеева и Брысина заняли отдельный ряд стульев.
– Мы столкнулись с необычным фактом, – начал Попов. – Об освобождении Ларисы Катковой ходатайствует ее воспитательница капитан Ставская. Администрация колонии ее в этом не поддерживает. Скажите, Тамара Борисовна, какими мотивами вы руководствуетесь. И почему, на ваш взгляд, Катковой было отказано в положительной характеристике.
Ставская встала. Она заметно волновалась.
– Просто я лучше знаю Каткову – сказала она. – Я для того и поставлена, чтобы лучше знать своих подопечных. Мне надо либо верить, либо увольнять за профнепригодность.
Корешков поднял руку, порываясь что-то сказать.
– Подождите, подполковник, – остановил его Попов, – у вас еще будет возможность выступить.
– Я хочу только сказать, что приказ об увольнении капитана Ставской уже подписан, – быстро проговорил Корешков. – Мотивы: превышение полномочий, злоупотребление служебным положением, укрывательство преступления.
– Если это так, то ваши претензии к Ставской очень серьезны. Но в настоящий момент вы мешаете нам объективно понять ее позицию и тем самым оказываете давление на суд, – строго заметил Попов.
– Все нарушения режима, которые инкриминируются Катковой, никак не связаны с наркоманией, – продолжала Тамара Борисовна. – У нас очень активно работает оперчасть. Факты проноса в зону героина крайне редки. Как правило, о них становится известно заранее, и они пресекаются. Осмотрите тело Катковой. Ручаюсь, вы не найдете ни одного следа от укола.
– Возможно, нам придется это сделать, – вставил Попов.
– Единственное, по-настоящему грубое нарушение, которое Каткова допустила за последние пять лет, – ударила по лицу осужденную Брысину, нашу активную общественницу, – продолжала Ставская. – За что понесла строгое наказание – отсидела в пэкэтэ шесть месяцев. Все последующие взыскания были наложены на Каткову за нарушение формы одежды. То ее заставали без косынки, то в слишком короткой юбке. Считать, что это указывает на ее неисправимость, думаю, несправедливо. Могу согласиться, что она своенравна, непокорна и груба. Но это не означает, что она неисправима. Хочу также напомнить, что Каткова осуждена в колонии по ложному обвинению в подстрекательстве к бунту. То есть отбывает последние пять лет совершенно незаконно. За свое предыдущее преступление – кражу – она давно уже отсидела.
