Если на всех фотках шаман без очков – значит, они не его? А чьи? Вряд ли он станет хранить очки своих жертв: слишком опасно, а он увёртливый. Он их запаковал, явно боялся разбить…
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Очки, устаревший оптический прибор…
– Знаю! Чьи?
– Я ж не ищейка!
Ну да… Что-то не давало мне покоя в этом во всём: очки, заметки, что-то важное стучалось в голову и ускользало…
– Если этот чокнутый маньяк сам собирал о себе газетные вырезки – то кто, чёрт возьми, положил сюда объявления о его пропаже?!
– Переформулируйте вопрос.
Чёрт, точно, откуда ей знать! «Кто здесь был до меня?» – тоже нет, это ж не умный дом, это…
– У него остались живые родственники?
– Нет.
– Соседи?
– Он числится пропавшим без вести. Деревня числится заброшенной и стоит в списках на снос к 2071 году.
Выходила какая-то ерунда. Вырезки, конечно, мог собирать такой же чокнутый диггер, как я, но… Нет. Во-первых, вырезки – это старушечье развлечение, он бы всё хранил в электронном виде, а во-вторых, точно не стал бы приносить сюда. Ну не музей же он делает имени маньяка. Разве что кто-то решил надо мной подшутить…
– Частота сердечных сокращений опять увеличилась. Вы что, специально за этим сюда пришли?
– Ну да…
– А над нами есть помещение, которого нет на плане. Бу!
Я задрал голову. С потолка отошла коричневая обшивка, похожая на разинутую пасть огромной лягушки. Из пасти свисала пакля.
– Не вижу.
– А я вижу! Площадь примерно десять квадратных метров, высота примерно полтора метра. Износ пола примерно восемьдесят процентов. Не ходите туда, ножки переломаете.
– Я осторожненько. Где вход?
– На три часа. Расстояние два метра.
На три часа был только огромный шкаф без дверей, с чёрной пыльной пустотой внутри. Я думал, на нём комната кончается. Заглянул сбоку от шкафа – и Людмила услужливо осветила маленький тупик с лестницей на чердак:
– Износ ступенек шестьдесят процентов. Вы не думали о том, чтобы похудеть? Медцентр «Крокодил» делает липосакцию всего за несколько минут, запишитесь сегодня…
– Замолкни!
– В другой раз не будете жадничать и оплатите отказ от рекламы. Солнечная батарея заряжена на семь процентов. До прибытия дрона-курьера полчаса. Выйдем на солнышко, а? Останетесь в одиночестве – будете плакать.
Но я полез на чердак. Десять метров мы быстро обыщем, не успеет она разрядиться. А если и успеет, что с того? Новую привезут через полчаса, уже заряженную (они заряжаются, пока летят: и лишнюю упаковку не плодит, и польза).
Ступенька нехорошо хрустнула под ногой, но устояла. Я не мог пропустить чердак. Если на плане его не было – значит, мать о нём не знала (наивная: снаружи ведь видно такие вещи!). А ещё на чердаках можно найти много интересного, чердак – это вся история дома. Людмила мне тут рассуждает про изношенность пола, а на чердаке, может, керосиновая лампа стоит или что-то в этом роде. У меня крышу сносит, когда я нахожу что-то подобное. Одно дело читать историю в учебнике, другое – трогать руками.
Очередная ступенька прогнулась под ногой, я быстро перескочил на следующую и лысиной откинул крышку чердака. Противно, старые доски…
– Ссадина. Обработайте.
– Потом.
– Изношенность пола восемьдесят процентов. Может, стоит надеть защитный костюм?
Вообще-то она права, но в доме стояла такая духота, несмотря на пасмурную погоду, что мне даже представить было жарко этот костюм. Душные они…
– Перебьюсь.
– Тогда лучше ползком, а то провалитесь.
Я послушно вполз на чердак на животе. Гнилые доски как тонкий лёд, лучше не рисковать и не вставать туда ногами. Лёжа меньше шансов провалиться.
Людмила осветила старый чердак без окна. В белом свете он выглядел уютно. В углу не хватало кресла-качалки со старушкой, вяжущей шарф. Пол казался чистым, будто вымытым к нашему приходу. В центре совершенно свободно, даже мелкого мусора нет. Вдоль стен аккуратно разместились деревянные самодельные ящики, как в магазинах в старом кино, аккуратные и тоже чистые. Под потолком на таких чердаках обычно полно паутины с целыми колониями пауков. Обычно весь потолок затянут этой паутиной и от этого кажется почти белым. А тут – ни единой ниточки. Как будто кто-то долго и недавно прибирал этот чердак.
– Он, похоже, обитаем.
– Полы вымыты с моющим средством меньше суток назад, – согласилась Людмила. – Думаю, здесь живёт Золушка.
– Почему?
– По росту и по весу. Высота потолков ниже человеческого роста, изношенность пола…
– Понял, понял. А что там в ящиках?
– Слева направо, сверху вниз: баклажаны тушёные – десять банок, произведены в июле 2070-го; макаронные изделия – пять упаковок, одна вскрыта, произведены в мае 2070-го; посуда эмалированная – миска, кастрюля, кружка, дата производства не установлена; ножи кухонные самодельные, ручка – дуб, лезвие – нержавеющая сталь; оделяло стёганое китайское, дата производства не установлена; средства гигиены – мыло жидкое с ароматом вишни, зубная паста…
Она талдычила это всё, а я смотрел на вымытый пол и мысленно дорисовывал там нитяной половичок… Точно я спугнул какого-то бродягу. Человек, у которого есть дом, работа, регистрация и Людмила, не будет скрываться так глупо на чердаке и точно будет знать про изношенность пола. Неудобно прямо – я забрался в чужой дом.
Я полез в рюкзак за извинительным набором. Я его ношу для таких случаев: консервы, макароны, чай, – у бродяг простые вкусы. Ну и что, что у этого полно, лишним не будет! Когда залезаешь туда, где кто-то нелегально живёт, и застаёшь хозяина – лучше всё-таки извиниться.
Лёжа снимать рюкзак было не очень удобно: я перевалился на бок, скинул лямку. Полный рюкзак глухо стукнулся о гнилые доски.
– …Сломанная хоккейная клюшка ЭФСИ, произведена примерно в 1970 году, перемотана синей изолентой; брус два метра и две доски двадцать на семьдесят, вся конструкция сколочена в виде креста…
– Что?! – Я привстал на локтях. Из открытого рюкзака рядом со мной глухо вывалился и покатился спрей со снотворным от бродячих собак. Я еле успел его поймать и сунуть в карман.
– Что ты сказала?
– Крест, говорю, на двенадцать часов. Огромный крест, выше человеческого роста. Солнечная батарея заряжена на один процент. Я на последнем издыхании, пользуйтесь ритуальными услугами фирмы…
– Да погоди ты! Что он там делает?
– Переформулируйте вопрос.
«Крест откуда?» она не может знать, «когда сделан?» – и что мне это даст? Вопрос, вопрос?! Вопросов куча, но Людмила не сможет мне сказать, кто его припёр сюда и зачем?
