И все же, лежать так и бояться дальше было нельзя – тело начало затекать от напряжения, и я медленно села в кровати. Это был кошмар… все мои причинные места болели, а ноги и грудь были улиты… стараясь не вдаваться в подробности даже для самой себя, я бросилась к тазу на туалетном столике, в котором осталась вода с вечернего умывания. Я смочила в ней полотенце и яростно терла себя, пока не убедилась, что не осталось и следа. Холодная вода бодрила, растертая докрасна кожа горела… но я все равно чувствовала себя грязной. Сейчас мне хотелось выпить «горькую участь шлюх» так, будто то была не жижа из личинок древолаза и полыни, а желанный Богами волшебный нектар… пожалуй, только это средство сейчас утолило бы мои терзания.
Что осталось мне от вчерашнего пика наслаждения? Горькие мысли о том, что три демона использовали меня, как вещь и их грязь осталась на моем теле, но хуже того, во мне самой, ведь я никогда не смогу этого забыть. Вот она, истинная цена красоты на продажу… неужели моя мать так зарабатывала на хлеб и кров? А мои сестры? Неужели кто-то в целом мире готов на такое ради достатка?
«Им больше не придется» – напомнила я себе и строго посмотрела на себя в зеркало напротив. Растрепанная, с яростным румянцем на щеках, я все еще была красива той кукольной красотой, которая в большой цене у сластолюбцев. Но это же не я, так чего жалеть? Могло ли нечто подобное перепасть на долю страшной уродины, которой я была до того, как надела зачарованный амулет?
Я с содроганием вспомнила о том, как в тайне мечтала, чтобы в темном переулке ко мне пристал незнакомец и сделал со мной то, на что при свете дня никто не отважился бы даже на спор. Я всего лишь хотела не видеть лица, чтобы затем представлять себе на его месте любое другое… я была такой идиоткой! Все это расхваленное чувство полета, соприкосновения с божественным, погружение в саму сущность магии и прочие эпитеты, которые люди подбирают к оргазму не стоит той грязи, которую это чувство может за собой таить!
Я вспомнила короля Генриха… своего ласкового короля, первого любовника и чуть не расплакалась. Пусть и не любя, но он дарил нежность, он не искал эмоций только для себя, ему хотелось быть сопричастным с моими переживаниями. Хотя, быть может и то было особой формой извращения?
И я снова одернула себя. На что же я надеюсь? Неужели я так свыклась со своей начарованной красотой, что уже строю на нее планы?
Найти любимого мужчину…
Стать ему верной женой…
Воспитать детей вдали от этой грязи, чтобы они даже не допустили мысли о том, чтобы зарабатывать на кров и пищу лежа на спине…
Все это не для Лобелии, принцессы из борделя! Все это не для Либи, кривой горбуньи из «Лиловой Розы» мадам Кардамон!
Но для кого?
Не для той ли маленькой девочки, что все еще живет во мне? Чистого создания, что верит в то, что ее маму в волшебную страну забрали феи, потому что она была слишком красива для этого мира. Той, что все еще не понимает, отчего ее не выпускают из дома одну и запирают в чулане за кухней при приходе гостей…
У каждого в мире есть своя роль, своя судьба. Наверно моя в том, чтобы спустя годы притеснений и обид, простить сестер и помочь им стать свободными. Чтобы те удачно вышли замуж и родили счастливых розовощеких малышей, которые не будут знать одиночества и горьких слез.
А что до меня, то я тоже найду свое счастье с пятью-то тысячами делариев… куплю маленький дом где-нибудь на отшибе у леса, заведу кошек, собак… или попугаев – им-то все равно, красив ли тот, кто их кормит и дарит ласку. Буду печь свои булочки с корицей и пить кофе, наслаждаясь рассветом по утрам…
Нет, это не было счастьем на горизонте, но дарило мне надежду. Теплые лучи на щеках, мокрых от горьких слез… Слезы высохнут и больше не появятся, ведь у меня есть цель, о которой я не должна забывать.
Еще одна ночь – и мы будем свободны. Все вместе и каждая по-своему. И даже если она будет худшей в моей жизни, я справлюсь.
Я ведь не из этих цветочков, в конце-то концов!
***
Найдя незыблемую точку опоры, я обрела спокойную решимость. Где же еще нам, зачарованным горбуньям искать поддержку, как не в своем собственном закаленном ведомыми лишь нам страданиями сердце?
Меня обуяла жажда деятельности, несмотря на раннее утро… хотя, что значит на раннее? Ишь, что, расслабилась! В свою бытность кухаркой-поломойкой-горничной-экономкой я к такому часу уже кучу дел переделывала. Вот и сейчас сорвала с огромного ложа грязное постельное белье, взбила перину и подушки, навела в комнате порядок, так сказать, и уселась ждать мадам. Она, к слову пришла достаточно скоро… вся такая сияющая, медовая – еще бы, такие деньжищи за ночь с кривой горбуньей получить. Да она просто магистр среди всех владелиц борделей! Ей в пору свою школу успешных мадам открывать!
В этот раз ей помогал не Амарант, а Ирис, самая молоденькая в «Лиловой Розе»… ну, помимо меня. Девушка была чудо как хороша – яркие карие глаза под опушкой черных ресниц, длинные темные волосы без единой волны, словно водопад опадавшие на хрупкие тонкие плечи. Нос, пожалуй, был чуть крупноват, но этот недостаток вполне извиняла большая налитая грудь, к которой так неравнодушны многие мужчины.
Ирис привел «Лиловую Розу» отец, сказав, что натура девушки слишком страстна и испорчена, чтобы он мог с ней справиться, так пусть хоть катится в бездну разврата не на холодной портовой улице, а в богатых апартаментах. Сомнительная такая отцовская забота, тем более, что за нее сполна заплатили золотом. По началу мне не верилось в его историю – мне сложно было представить столь милую девушку распущенной… но судя по тому, как охотно и без указки юная Ирис взялась за работу, в доме мадам Кардамон ей было самое место.
Мне позволили умыться, не задавая вопросов, вгоняющих в краску. Кажется, по одному моему жесткому взгляду было понятно, что я была не в восторге от пережитого и вполне могла бы выдрать клок волос любому не в меру любопытному посетителю моей опочивальни. А то и не из головы…
Горький бальзам от нежеланных ублюдков я выпила даже не поморщившись, еще и причмокнула для большего эффекта. Эффект был – Ирис замутило и она, прикрывая рот, выбежала из комнаты. Я-то знаю, что ее всегда чуть ли не силой приходилось заставлять его пить.
Мадам неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.
Кажется, я начала входить во вкус. Потерять работу было не страшно, и я откровенно начала капризничать, на что Кардамон только зыркала недобро, но даже не пыталась найти на меня управу.
Например, с того дня требовала к завтраку персиков, хотя знала, что их чуть свет раскупают на привозе и нужно было вставать еще до рассвета, чтобы удовлетворить мой каприз. Но и поделом новой кухарке-поломойке-горничной-экономке… хотя, той все – что с гуся вода.
На мое место взяли Гурьяну – вот уж недальновидное назначение! Булочки теперь подавались жесткими и подгорелыми, кофе прогорклым, а еда на обед и ужин и вовсе была ни к черту… что и говорить о порядке в комнатах. Этой девице просто было не до работы, уж не знаю, то дух особой страсти, что летал по коридорам «Лиловой Розы» или просто ее дурная натура покоя бедняжке не давала, но за раздвиганием ног перед охраной, да кухонными поставщиками ее можно было заметить чаще, чем за работой.
