Мадам Кардамон ничего не ответила, и я подняла на нее взгляд своих косых синеватых глаз.
Женщина смотрела на меня неотрывно, не мигая, словно прямо сейчас её посетила грандиозная по своей выгодности мысль.
– Либи, дорогая… а твой-то цветок уже сорвали?
Кухню наполнила звенящая тишина… а потом мы с Амарантом рассмеялись так громко, что лично я аж захрюкала. Бывало со мной такое из-за вывернутости правой ноздри. Но вот на лице нашей мадам почему-то не проскользнуло ни тени улыбки.
– Либи, цветочек мой, помоги не попасть впросак! – Запричитала эта сумасшедшая и, обогнув стол, принялась наглаживать мою руку. – Это ведь все не просто так! Жоржетт с Генрихом никак торговый договор не заключит и если этот эстет заграничный своего не получит, то и не быть тому договору. А дальше уж сама подумай, ты же умненькая у меня, что с нами сам наш король-то сделает? Ведь, по миру пойдем, дорогая! Кто же о тебе, Амариллис и Валериане тогда позаботиться, я же не смогу свой долг перед вашей матерью исполнять, если у меня на то средств никаких не будет…
– Да как же я вам помогу-то, – сказала я уже больше растерянно, чем в корне не рассматривая такую возможность, – на меня же без страха не взглянуть. Я вон, одна через Кривой проулок срезаю, когда ночью вам надо какой аптечной мази. И хоть бы кто юбку задрал, я бы может и рада была. А вы меня к королю положить хотите!?
– Об этом не беспокойся совершенно, дорогая! Есть у меня один зачарованный амулет, он одноразовый правда, но на краткое время сделает из тебя форменную красавицу. Ты подумай, ведь то и для тебя хорошо. Когда бы ты мечтать смогла, что свой цветок любви подаришь настоящему королю, да еще и такому красивому?
Я задумалась.
А потом передумала, потому что вспомнила про колдуна – этот упырь за версту почует, что от свежей, как снег красавицы магией несет. Если уж меня, слабенькую чаровницу учуял, то что говорить о такой сильной магии, что из кошмарной уродины сможет сотворить неземную богиню.
– И за это ты тоже не переживай! – Продолжала гнуть свое воодушевившаяся мадам. – Колдуна этого мы отвлечем, это в самом деле наша забота. Да тебе даже и в постели ничего делать не придется, сказал же он, что нужна невинная и белая, вот и будь такой!
Сказать по-честному, мне безумно хотелось хоть на день стать пусть даже и не красивой, но хоть не такой страшной, что аж малые дети шарахаются, едва завидев и начинают биться в истерике. И тем более мне хотелось «подарить свой цветок» кому-то приятному мне, а не вусмерть упившемуся забулдыге, который еще потом и всем рассказывать будет, как намедни поимел целого демона.
Я согласилась.
И сразу же пожалела.
Пожалела потому что к каким-либо моим чувствам мадам Кардамон сразу же потеряла всякий интерес. Она велела Амаранту согреть мне воды, да снести в ее опочивальню и там тщательно меня отскрести в медной ванне, при том со всех сторон. И это было жутко стыдно, ведь скрести-то нужно было меня голенькой!
Показаться мужчине без одежды вот так, пусть и цветочку, которого женское тело не интересует… хотя кого я обманываю, мое женское тело до сих пор интересовало только некроманта и какого-то одержимого чернокнижника.
С выражением безразличия на лице, я стоически вытерпела интенсивное отскребание жесткой щеткой и даже потом умасливание волос, которые у меня были весьма жиденькие, но все же белокурые, как у почившей матушки. Затем он высушил меня, укутал и отправил сидеть на кровать.
Из положительных моментов было то, что теперь хоть был нормально оттерт мой горб – до его вершины я вечно не доставала.
Вскоре вернулась мадам, веселая и окрыленная. Она уже успела сообщить гостям, что нужная девушка найдена и в данный момент проходит необходимую подготовку к свиданию с его величеством.
Взяв мое кривое и изможденное лицо в свои холодные ладошки, Кардамон так счастливо вздохнула, словно я была малышкой на миллион золотых делариев, и ей должны были их вот-вот отдать. Но я-то знала, что мое лицо не стоит больше двадцати, которые я заплатила бы за него сама из собственных сбережений. Потому что только мне дорого мое лицо.
Покружив по комнате, мадам Кардамон подвела меня к своему сейфу, который запирался магическим образом, на ее поцелуй. Я увидела в нем деньги… много денег… стопки бумаг и шкатулки, некоторые из которых буквально ломились от украшений. Женщина достала одну, самую скромную, из лазурита и аккуратно извлекла из нее круглый медальон, на котором красиво поигрывали ограненные голубые сапфиры, вплетенные в таинственную пентаграмму.
– Вот, – сказала она с гордостью, – когда-то давно его сделала для меня твоя мать. Она сказала, что с его помощью я смогу охмурить совершенно любого мужчину, на короткое время превратившись в совершенную красавицу. Нет, ну, я, разумеется и так была не дурна собой, но с твоей матушкой не сравнить… Ах, но что ж мы о былом! В общем, этот зачарованный амулет исправит все недостатки и превратит их в достоинства. – Женщина положила его в мои протянутые ладони, и я почувствовала, до чего он был тяжелым и теплым, а еще, от прикосновения с моей кожей, будто начал легонько подрагивать, трепетать. – К сожалению, или к счастью, но он мне так и не пригодился, а продать рука не поднялась. Ну, что ж. Тебе осталось только надеть его себе на шею.
Добавила Кардамон и сделала шаг назад, будто подозревая, что после долгого лежания в сейфе он может сработать не так и, например, взорваться.
Что ж, если бы за такие чары взялась такая неумеха, как я – то наверняка. Но этот амулет зачаровывала моя мать и я надела его, не испытывая при том ни малейшего сомнения.
И… ничего не произошло.
Я стояла, растерянно глядя то в зеркало сбоку от себя, то на мадам, но и она, казалось, уже начала сомневаться в том, что что-то изменится в моей внешности, как вдруг амулет на груди начал отчетливо и быстро вибрировать, пока не превратился в расплывчатое пятно. И вот уже начала вибрировать и я, все быстрее и быстрее, так, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не вывернуть то, что еще осталось в моем желудке с плотного ужина. И вдруг все стихло.
Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.
Во-первых, лицо мадам Кардамон – она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.
«Ну, отлично – подумала я, – стала еще страшнее, чем была. Что же теперь? Щупальца из ушей и искры из глаз?»
Но обернувшись к зеркалу я едва подавила желание поздороваться.
Передо мной стояла совершенная, обворожительная, блистательная… копия портрета моей матери из гостиной. Но еще более прекрасная, при детальном рассмотрении. Не веря в происходящее, я принялась ощупывать свое симметричное, гармоничное лицо – маленький, чуть вздернутый носик, губки бантиком, как у Амариллис, фарфоровую кожу с таким чувственно-свежим розоватым отливом на щечках, что прям ах… глубокие, проникновенные васильковые глаза, глядящие из-за драматически темных ресниц… и огромную, густую копну белокурых волос аж до пояса! Я была сказочно красива! Пожалуй, Чернолесские Эльфы отдали бы за меня свой священный камень Алдуин не раздумывая…
