Самым трудным было пройти незаметным для англичан. Так, чтобы в армии, осаждавшей замок Лаваль, никто про нас не узнал. Пришлось идти лесными тропами и проселочными дорогами. А где и просто через лес. Прикиньте теперь. Четыре сотни всадников д’Аркура и шестьдесят шесть бойцов нашего отряда. И пять повозок. Большая толпа, однако. Такую трудно спрятать и протащить по бездорожью. Но мы справились. Мы скрытно дошли до леса, рядом с замком Лаваль. Хорошо, что Ги де Лаваль знал эти места. Он-то нас туда и вывел. Затем после короткого отдыха мы отправились героически внедряться в ряды врага, а Жан д’Аркур и Дилан остались ждать с тихой грустью.
И сейчас я отправил к ним одного из шотландцев, чтобы, значит, выдвигались поближе к осадному лагерю англичан, занимали позиции и готовились атаковать его по нашему сигналу. А уж посигналим мы им от души. Англичане этот сигнал надолго запомнят. Это я вам гарантирую.
Гризли
Я этого самоубийственного порыва Андрея понять не могу. Да, ему тяжко пришлось после смерти жены. Он же все время смерти ищет. Вот и сейчас сунулся в самое пекло, не раздумывая. Мне этот его план никогда не нравился. Но я-то видел, что он отступать не будет. Если надо, то один попрется прямиком в лапы англичан. Штирлиц недоделанный.
Решил, блин, поиграть в разведчиков. Фильмов про них в детстве пересмотрел, что ли? В общем, как я ни старался, но отговорить Рыка от этой опасной авантюры не смог. Он как то письмо английского герцога увидел, так и загорелся этой дурной идеей. Эх, я-то знаю, почему он такой стал на всю голову отмороженный. Это все бабы. Все зло от них. Вон Ирен де Поншато даже после смерти его не отпускает.
За собой тянет за кромку, зараза блондинистая. Но как я ему это объясню? Никак. Сам-то прекрасно помню, как голова отказывает во время любовного гона. У меня такое тоже было. Была у меня одна школьная любовь. Крутила мной, как хотела, стерва рыжая, мать ее. А потом бросила и ушла к другому. Более перспективному мажорику из богатой семьи. Выдрала сердце из моей груди и предложила остаться друзьями. Чё, серьезно? Друзьями? Иногда бабы такими дурами бывают. Ну, какая после этого дружба? Ох, и тяжко мне тогда было. Поэтому я командира хорошо понимаю. Это только с виду я большой и страшный. Но страдал-то я тоже, как и он. Но я пережил. И Рык переживет. Кстати, позывной «Рык» это я Андрюхе придумал. Он, бывает, как рявкнет в бою, когда что-нибудь скомандует, что аж в ушах звенит. Вот я его в шутку Рыком и обозвал как-то. А потом это прозвище превратилось в позывной, с которым Андрей по всем войнам шастает. Вот как-то так! И теперь я вижу, что он мучается. Смерти ищет. Поэтому я сейчас здесь вместе с ним. Тусуюсь в этом проклятом английском лагере, чтоб он сгорел. Присматриваю за командиром, чтобы он каких-нибудь самоубийственных глупостей не натворил. Он же мне как брат. Хотя нет.
Он и есть мой брат. Я уже давно отношусь к нему как к брату. Настоящему. Родному. Только не надо путать это с повадками выходцев с Кавказа. Вот те всех своих знакомых братьями называть готовы. По любому поводу и без повода. Однако они не вкладывают в это понятие то, что значит для меня это слово. Для кавказцев это пустой звук. Они же тебя могут братом называть и тут же за твоей спиной подлости против тебя делать. А то и ножом исподтишка ударить. Разве братья так поступают? Тут поневоле вспоминаешь слова из кинофильма «Брат». Про «не брат ты мне…» и далее по тексту. Вот я кого попало братом не назову.
Только самого родного человека. В принципе, такой человек у меня только один. Это Рык. За него я любого готов порвать на британский флаг и сказать, что так и было. И я знаю, что ради меня он сделает то же самое. Но сейчас Рыку тяжело. И от этого он по краю ходит. Значит, я должен за ним присмотреть. Прикрыть в случае чего. Похоже, что только один я тут понимаю, какая нешуточная опасность над нами нависает. С братишкой моим все понятно. Он в режиме «банзай» действует. А вот шотландцы меня удивили. Эти кадры, вообще, кайфуют от всего этого. Их такая смертельная игра бодрит.
И в глазах у них у всех ни искры страха или неуверенности. Шальные и веселые у них глаза. Чертовы адреналиновые наркоманы! Я-то думал, что это мы с Рыком одни такие особенные. Но эти горцы такими же отморозками оказались. Им по кайфу ходить по краю. Меня-то тоже изредка захлестывает. Но я должен сохранять трезвый ум и холодную голову. Хотя бы один из нас это должен делать. А то мы все тут поляжем. Такие игры со смертью опасны тем, что в них можно заиграться. И сейчас я должен об этом помнить.
Пока все вроде бы идет по плану. Примерно час назад мы передали Джону де Моубрею два бочонка с вином. Типа, подарок от герцога Бедфорда. Лично в руки графу Норфолку. Почему так поздно принесли, а не сразу отдали, как только приехали? Так забыли. Ей-богу, забыли. Замотались, забегались. А вечером, значит, вспомнили, что мы специально везли вино для командующего осадной армии. В общем, отдали. Было видно, что нам поверили. Джон де Моубрей пришел в восторг. Он заявил, что его запасы вина подошли к концу. А тут такой приятный сюрприз. Сегодня же за ужином он попробует это вино вместе со всеми старшими командирами. Там намечается небольшой пир. Только для избранных. И меня с Рыком на него тоже пригласили. Мы пообещали, что придем. Только немного задержимся. Это чтобы нас не ждали. Ага! Кстати, винишко в тех бочонках не простое. Бургундское. Самое лучшее во Франции, между прочим. Такое тут пьют только богатые аристократы и короли. Это нам Жан д’Аркур из своих запасов выделил. Ради такого дела ему было не жалко. А мне вот жалко. Жалко было отдавать такое прекрасное вино. Лучшего в своей жизни я и не пил. Но есть такое слово «надо». Если бы мы англичанам какую-нибудь дешевую кислятину подсунули, то хрен бы они ее пили. А нам надо, чтобы пили. Пили как можно больше. Вино это еще и заряженное. Мы же туда залили по бутылке снотворного. В каждую бочку. Это я придумал этот фокус. Сначала хотели яду сыпануть. Но потом поняли, что так мы можем проколоться. Все же сразу поймут, что вино отравлено, если первый выпивший его начнет биться в конвульсиях и задыхаться. Нет, такой хоккей нам не нужен. Это снотворное, наоборот, действует не мгновенно, а минут через пятнадцать или двадцать. И выпивший вино просто засыпает крепким сном. Тихо и без спецэффектов. Такое ведь случается во время попойки. Типа устал человек. Выпил немного, а его в сон потянуло. Бывает. И никто ничего не заподозрит. Пока не станет совсем поздно. Нам же главное, чтобы как можно больше народу наше подарочное винцо попробовали.
Вот сейчас мы и ждем. Ждем, когда там все перепьются и заснут. По словам сэра де Моубрея, на этот пир соберутся все старшие командиры английской армии. Это то, что нам нужно. Чтобы убить змею, надо отрубить ей голову. И сегодня мы это сделаем. Убьем всех, кого найдем на этом постоялом дворе, который англичане превратили в свой штаб. Я сказал всех? Да, да! Вы не ослышались. Даже слуг прирежем. Ведь все они англичане по национальности. Оказывается, их граф Норфолк с собой привез. А вот весь французский персонал этого постоялого двора англичане перебили еще в самом начале осады Лаваля. Вот такие пироги с котятами. Кстати, резню мы уже начали. Двое часовых, охранявших ворота постоялого двора, уже готовенькие. Им наши шотландцы шеи сломали. Прямо как я учил. И сейчас эти мертвые бедолаги изображают себя самих. Спящих. Сидят у ворот эти два тела в доспехах и с оружием. И типа дремлют, привалившись спиной к забору. Это по моему приказу такой натюрморт сообразили. Чтобы со стороны никто ничего не заподозрил. Впрочем, рядовым англичанам сейчас нет дела до того, что здесь творится. Многие из них уже спят. В средневековье люди ложатся спать рано. И встают с первыми лучами солнца. Здесь ночной жизнью живут только воры и грабители. И часовые на постах. Но в этом районе мы всех часовых уже нейтрализовали. А никто другой сюда не сунется. Не любят подчиненные лишний раз начальству на глаза попадаться. А тут на этом постоялом дворе сейчас все большие начальники как раз и собрались. Вино наше дегустируют. Угу!
