Освальдо покривился.
– Стоило, не стоило… исправлю.
Эрнесто попал не в бровь, а в глаз. Зараза!
– Пока ты исправляешь, не стоит бросать девушку без защиты.
– У нее семья есть.
– Думаешь, поможет?
Освальдо едва не выругался. Тоже верно… с Эрнесто требовали Антонию Лассара. И оставить ее сейчас без защиты.
– Ладно, Эрни. Но помни – ты слово давал.
– Можешь не беспокоиться. Она любит не меня.
– Прибить, что ли, этого жиголо?
– Чтобы Тони его канонизировала? – Эрнесто решил поделиться частью информации с соперником. Да, с соперником. – Тони была у Вальдеса, просила его разузнать про этого Валерансу.
– И? – заинтересовался Освальдо.
– Узнает – расскажет. Врать точно не станет.
– Ладно…
Освальдо потер лоб. Уезжать не хотелось.
Но – надо.
Есть такое гадкое слово – надо. Ладно, без него тут моря из берегов не выйдут за пару дней. Наверное…
* * *
Анна Адорасьон привычно сидела над пишущей машинкой.
Ненавидела она эту гадость всей своей душой. Но…
Детка, ты у нас звезд с неба не хватаешь. Добиться чего-то самой? Ты просто потратишь время без толку, потом будет поздно для всего. И тут возможность упустишь, и там ничего не добьешься. Поэтому иди на юридический факультет, тут папа тебе сможет помочь… пристроит к своему знакомому в контору, пока секретарем, а потом будет видно.
А Анна видела совсем-совсем другое в своих мечтах.
Она хотела петь. Хотела на сцену. Хотела… и могла ведь! Голос у нее был чудесный, преподаватели говорили. Но – петь?! На сцене?!
Родители помрут от возмущения. Или от горя, а потом еще и от возмущения… Анна не хотела их так огорчать.
Поэтому и терпела.
И отношение. И имя Анна, вместо данного бабушкой Адорасьон, и мерзкую юриспруденцию… только недавно стало уж вовсе невмоготу.
Но почему?
О сережках, которые она даже не снимала, Анна думала меньше всего. И сильно удивилась бы, узнай, что когда-то они принадлежали знаменитой куртизанке. Даме полусвета, блиставшей даже при дворе и покорившей короля. Пусть монарх и не женился на ней, но двадцать лет вместе чего-то да значат?
Не вязались эти серьги со знаменитой дамой… а тем не менее. Это был первый ее подарок. Первый, который сделал ей мужчина. Любимый мужчина…
Потом было много чего. Но эти серьги она хранила до самой смерти, а иногда и надевала. Чтобы не забывать себя. Настоящую…
Анна не могла об этом знать.
– Вот ты где! Мое терпение лопнуло, Анна! Я терплю твою глупость из-за твоих несчастных родителей, но рано или поздно всему должен приходить конец! Две ошибки в документе! Это не абы что, это проект договора! Важного договора! А что делаешь ты?!
Стопка листов была весьма увесистой.
Две ошибки?
Мужчина топал ногами и потрясал листами, а Анна смотрела даже как-то отстраненно.
Две ошибки?
Что она сейчас должна сделать? А что она обычно делает?
Анна неожиданно поняла, что эта ситуация повторялась уже не раз. Начальник орал, угрожал увольнением, она плакала, каялась, умоляла ее не выгонять, ей давали еще один шанс… сделать это и сейчас?
Две ошибки?
И это проект, черновик договора. И листов тут около сорока, поди, напечатай их… когда печатная машинка давно замены просит! Вот почему он так?
За что?
Анна медленно встала.
А ни за что. Просто он мерзкий садист и хам. Как… как и ее отец, поэтому они и дружат. Поэтому и задавили мать своей авторитарностью, поэтому и мать на нее срывается, поэтому и бабушка к ним никогда не приезжала, мать и Адора ездили к ней каждую неделю, а зять – никогда…
Адорасьон, теперь уже только Адорасьон, огляделась вокруг.
Отлично!
Контора замерла в ожидании продолжения. Ну так получите!
Ведро с водой выплеснулось на начальника.
– А…
А больше у него ничего и сказать не получилось. Адора действовала так ловко, словно ее кто-то учил и долго тренировал.
Р-раз – вода летит в ненавистную красную физиономию.
Два – ведро надевается на голову.
Три – по ведру от души прикладывается пресс-папье. Из-под ведра слышится какой-то вяк – и туша оседает на пол. Адора отряхнула юбку от попавшей на нее воды.
Длинную, в складочку… коричневую!
В гробу она видала и этот фасон, и этот цвет, и всю эту контору!
– Мальчики, напечатайте кто-нибудь заявление на мое увольнение! Пусть подпишет, как очнется! Мигель, подпиши за меня, будь другом!
Трое юристов сидели как примороженные. Наверное, не подозревали, что с начальством можно и так поступить…
– Всего вам хорошего! Не скучайте!
Адора критически осмотрела содержимое стола, бросила в сумочку коробку с леденцами и запасные чулки и вышла вон. Больше сюда возвращаться незачем.
И – да.
Пока снимали ведро, оказывали помощь, подавали заявление на увольнение Адоры…
Скучать юношам действительно сегодня не пришлось. Но и удовольствие они получили, это уж точно!
Адорасьон дошла до главной площади и уселась на скамейку.
Куда теперь?
Домой?
Ага, стоит только представить, что устроят родители… хотя она полностью права. Ее начальник просто мразь и дрянь, которая самоутверждалась за счет беззащитной девчонки! За такое удавить мало!
Он еще дешево отделался. Но домой все равно не хочется.
А что там такое?
Опа?
Уличный певец привлек внимание девушки.
Ей давно этого хотелось, но… разве так можно? И что скажут знакомые? И…
Адорасьон подошла и встала рядом. Подождала, пока он закончит мелодию.
– Можно с вами спеть?
– Почему нет, сеньорита?
Певец тоже был рад развлечению.
– О чем поем?
– О любви. Зачем мне без тебя весь мир? Знаете?
– Смогу…
Голос переплелся с мелодией, взлетел в высокую синь неба…
Песня за песней, звонкое счастье. Пронзительное и искреннее…
И Адора даже не удивилась, когда ее лица коснулась чья-то рука.
– Не плачь, ангел…
– Я не плачу? – удивилась она.
