Он знает, что стар.
Знает, что скоро ему уходить.
И Тони почти воочию видит фигуру с косой за его плечом.
Она уже примеряется. Она готова.
А вот он – нет!
Книга еще не закончена! Его главная книга, книга, которая достойна быть последней… писатель не может подобрать подходящие слова для эпилога. Это ведь очень сложно…
Чтобы и закончилось правильно, и не тянуло, словно тухлятиной, излишним пафосом, и чтобы герои были согласны, и…
И он снова садится за стол.
И пишет, пишет…
И еще несколько листов улетают в угол. А потом…
Потом его лицо озаряется улыбкой победителя! Он – нашел!
И на листе появляются строчки.
Быстрые, четкие, уверенные, и главный герой выходит в ночь. И бьют копытами в землю кони, и стоит рядом с ними послушный конюх… ему надо доехать домой.
Туда, где ждет Она.
Настоящая…
И горит на окне свеча, и смотрит в окно женщина, и ждет…
Ждет, любит, зовет… он доедет.
Автор точно знает, что у героев все будет хорошо. И на сей раз слова находятся. И неважно уже, что в книге было и горе, и война, и ложь… самого страшного в ней все же не было. Не было предательства, были просто слова чужих людей, которые позавидовали. А сами герои не виноваты.
И если уж Он решил поверить…
Она – дождется.
И ни на какой корабль ему не надо.
На белый лист ложатся последние строчки, лист занимает свое место в стопке… завтра он отнесет рукопись издателю.
Все – завтра. А сегодня…
Кофе?
Нет, это уже четвертый кофейник… сколько он вообще здесь сидит?
Два часа? Три? Четыре?
За окном уже темнеет… писатель встает, делает шаг – и грудь пронзает острая боль. Темная фигура взмахивает лезвием острейшей косы, с тихим звоном разрезая еще одну нить человеческой жизни.
Старик оседает на пол.
И уже не видит, как вбегает в кабинет служанка, как она потихоньку прячет в карман исписанные и скомканные листки бумаги…
* * *
Казалось, видение длится час.
Ан нет – не прошло и секунды. И Тони чувствовала себя не так плохо. В обморок не падала, не тошнило, голова не кружилась… видимо, когда привыкаешь к своей силе, становится легче ее использовать.
Тони посмотрела на женщину вопросительно.
– Скажите, а ваша свекровь в юности не работала ни у какого писателя?
– Откуда вы знаете, ритана?
– Или она сама писала? – продолжила Тони, не особо смущаясь. – Понимаете, вот этот набор – он для профессионала, но сразу видно, что им давно не пользовались…
Рассуждения успокоили женщину. И та задумалась.
– Да вроде как… кому оно надо – старых идиоток слушать?
– А подробнее? – надавила Тони.
– Муж вроде упоминал. Был такой писатель, Тадео Фабрисио Сантос.
Тони кивнула.
О Сантосе знала даже она. И его роман о временах Разделения тоже читала.
Даже она…
Собственно, роман обожала сеньора Долорес, ну и Тони приобщилась. Все верно, роман заканчивался тем, что Юсебио, преодолев все препятствия и горести, едет к своей Эвите. И сеньора Долорес была уверена – все будет хорошо.
Последний роман действительно прославил писателя. Казалось бы – и что такого? Всего лишь история двух людей, которых разделяет война, обстоятельства, родные и знакомые, которых разделяет, казалось бы, целый мир.
Но эти двое упорно стремятся друг к другу.
Вопреки всему.
Или – благодаря этому всему?
Антонии сложно было ответить на этот вопрос. Она и не стала задумываться.
– Это все, что есть?
– Еще пара листов осталось… вроде как черновики, – пожала плечами тетка. – Думаете, оно дорогое?
– Для кого? – вопросом на вопрос ответила Тони. – Если для потомков писателя? Может быть… Может, и для вашей свекрови, раз она их не выбросила…
Угрызений совести Антония не испытывала. Она практически знала, как было дело.
Почти видела.
Как ночью, поздно, открывается дверь кабинета. И та самая служаночка, что прибрала черновики, сует в мешок чернильницу, перо, бювар…
Она искренне считает, что ей недоплатили. Жуть-то какая!
Найти мертвого человека!
Не… за такое – полагается вдвое! А если ей никто не выплатит, так она сама свое возьмет! И положит на черный день.
А день…
День так и не наступил. Вроде как и не так плохо было. Семья, дети, потом она с сыном жила… не в нищете, кормили-поили, а что понимания с невесткой не нашла…
Каждый поступок приходится оплачивать.
Она тоже не стремилась никого понимать. Вот и ее не поняли. Все закономерно.
Так что Тони постепенно сбила цену вдвое и сложила старую бронзу в сумку. Удобную, мягкую, с кармашками, надевающуюся наискосок, через плечо, специально, чтобы носить было легче. Да и под шалью спрятать…
Сумка тут же перекосила фигурку девушки на один бок. Бронза же… не горсть перьев. Но…
Своя ноша не тянет.
Тони честь по чести обошла и остальной рынок, приценилась к паре книг, купила себе войлочные тапочки с вышивкой в незабудки (дуло по полу в магазине иногда немилосердно) и отправилась домой.
К Рейнальдо.
* * *
Шальвен ждал ее на входе.
– Как успехи?
– Отлично – откликнулась Тони. – Кажется, у меня есть подарок для нашего «благодетеля».
– И что это?
Тони не спеша достала из сумки письменный прибор. Рейнальдо поднял прозрачные брови.
– И?
– Письменный прибор Сантоса. И даже его черновики. Предсмертные.
– С ума сойти! Ты представляешь, какая это редкость?!
– Не для нас, – отмахнулась Тони. – Это все украдено, и наследники у Сантоса есть. Законные. Если попробую продать, шуму будет…
– А вернуть?
Тони пожала плечами.
– Спустя полвека?
– Ну…
– Отдам сеньору Пенья. Вот ему должно понравиться.
– Несомненно. И черновики тоже?
