Казалось бы – что тебе до этого? Но ты смотри… Если человек делает подлости посторонним, ты можешь подпустить его к себе. Помни, что дрянь, но общаться, разговаривать, даже пользоваться – можно. Только помни, что доверять ему нельзя ни при каких условиях.
А вот если человек в своей семье подлости делает… Гони такую мразь! Потом тряпку вымой – и снова гони! Не допускай в свою жизнь! Если он родных и близких во имя своих интересов не пожалел, тебя-то такое уж точно телегой переедет и не обернется. Это даже не человек. Это нелюдь.
И учти, оправдываться такие существа любят и умеют. У них и язык хорошо подвешен, и аргументы наготове, а то и верой прикроются, словно на дерьмо простынку накинут. Таких век не переговоришь, а значит, и говорить с ними не о чем. Есть поступок? Есть. Он подлый? Подлый. И не надо никаких разговоров больше. Ты ж с нужником не беседуешь? Вот и с такими не о чем…
С одной стороны, Сарита не семья Освальдо. Кровью она с ним не связана. Не мать, не сестра, не бабушка.
С другой…
Он давал ей слово перед Творцом. Что будет любить и заботиться, почитать и делить все трудности. Он жил с ней двадцать с лишним лет, спал в одной кровати, ел за одним столом, сделал детей и растил их… это – не семья? А куда еще-то семейнее?
И такое предательство.
Освальдо может говорить, что ему вздумается. Но Тони не подпустит его к себе и на три метра! На одном поле… спать не ляжет!
И не надо говорить, что это обстоятельства, что Сарита сама виновата, что с другой женщиной…
Нет никакой разницы! В какую булочку дерьмо ни запихни, повидла не получится! Так что определенную благодарность к Сарите Тони испытывала. Но не настолько, чтобы отдать ей Риалона.
Пусть сам потом решает, нужна ему эта дама или нет.
Сам, все сам… но потом! Позднее…
Додумать о сроках Тони не успела. Из стены вылез Шальвен.
– Тони, у меня новости. У нас гостья?
– У меня тоже новости. Обменяемся? – предложила Тони. – Кажется, я нашла, что предложить Риалону в обмен на твою привязку ко мне.
– Отлично! А я нашел владельца твоего перстня. Того самого…
– И? – Тони видела, что призрак не договаривает.
– И перстень сейчас у него.
* * *
Амадо проснулся в полной темноте.
Голова болела, подташнивало…
– Где я?
Юноше казалось, что он произнес эти слова. Но на самом деле, их не услышали бы и стоя в метре от него. Так слаб и тих был его голос…
Амадо попробовал поднять руку – бесполезно.
Встать?
Тоже не получится… сил нет, их совсем нет… он умирает?
Умер?
И все же одного его не оставили. Слабый свет тусклой лампы показался ему ярче полуденного солнца. Амадо тихо простонал – и опустил каменно-тяжелые веки.
– Полагаю, тан, вы в недоумении, – произнес рядом с ним тихий голос. Амадо не пытался открыть глаза, но даже если бы смог… это ничего не дало бы ему. Собеседник был одет в плащ, который закрывал его с ног до головы. Наружу не выбивалось ни пряди волос, ни кусочка кожи. И даже рука, которая держала лампу, была затянута в перчатку, а потом закутана рукавом. – Я развею его. Вы у нас в гостях, и останетесь здесь на некоторое время. Возможно, продолжительное.
Амадо опять застонал.
– Не переживайте, умереть вам не дадут. Так получилось, нам нужен один человек, и возможно, вы будете полезны. А пока располагайтесь поудобнее. Вскоре вас придут кормить.
Юноша слушал молча. После нескольких дней без воды и еды сил у него не было даже на стоны.
Этим людям кто-то нужен?
Что ж… отец наверняка ему поможет.
А что дальше?
Сейчас у Амадо не было сил над этим думать. Вообще не было сил. Выжить бы…
Как же ему плохо!
Глава 10
Тони безумно хотела послушать рассказ Рейнальдо. Но – некогда!
Ей надо было спешить к мастеру Доменико, потом к портнихе, а вечером – прием. И она должна еще приехать к дяде, чтобы попасть на него вовремя…
Она бы все равно наплевала на все и расспросила Рейнальдо, но… но в дверь постучали. Дядя прислал мобиль с водителем, и Тони пришлось спешно собираться.
Примерно через шесть часов она стояла в гостиной дядиного дома и смотрела на себя в зеркале.
Это – она?
Или не она?
Тони не верила себе… и в свое отражение не верила, и вообще… разве она может быть такой?
Нет, не может, это обман зрения…
Мастер Доменико сотворил чудо, на один вечер убрав всю свою псевдомагическую раскраску с ее лица. Он уложил Тони волосы нарочито простой прической, закрепил в них простую серебряную заколку, которую прислала портниха, и чуточку подкрасил лицо. Глаза. Самую малость.
Нельзя одновременно делать акцент на глаза и на губы, для юной девушки это будет смотреться вульгарно. Поэтому – глаза. Да и губы, ритана, у вас хороши сами по себе, яркие, хорошо очерченные. Можете их покусать, только не до крови. До яркости.
А вот глаза надо немножечко выделить. Они и так яркие, и броские, но мы их еще подчеркнем. Прием диктует свои правила, и женщина вовсе без косметики будет выглядеть… эпатажно. Это ни к чему. Люди должны смотреть с восхищением, а не крутить пальцем у виска.
Тони была к этому безразлична, но…
Там будет Дженио.
Дженио…
Его голубые глаза, словно незабудки, его улыбка, его… какой же он красивый! Невероятный!
Разве можно упустить такой случай? Не показаться ему во всей красе?
Он не бросит Альбу, Тони это понимала. Но… пусть видит, чего лишился! Глупо? Но у влюбленных ум отключается напрочь. В том, что касалось любого другого мужчины, Тони судила достаточно здраво. Но одна мысль о голубых глазах Эудженио выбивала ее напрочь из колеи.
О, Дженио…
Портниха тоже сотворила шедевр, за который Тони простила ей и иголки, и ворчание, и все остальное. Лет на десять вперед простила.
Юным девушкам не к лицу яркие тона. А блеклые убили бы Тони так же верно, как выстрел в упор. И потому ее платье было сшито из бледно-бледно-голубого шелка. Цвет голубого хрусталя, так назвала его портниха. И Тони готова была с ней согласиться.
Глаза ее сверкнули – и приобрели тот самый голубой оттенок.
Хрусталя? Пусть так…
А еще удивительно простой крой. Ничего лишнего, никаких рюшек, бантов, оборок, которыми были щедро украшены платья юных девушек. Тони они просто были не к лицу. Да и не к этому цвету. Розовый бант?
