Топала.
И топала.
И топала…
И когда уже отчаялась совершенно, сжав в ладони подарок Мокоши, увидела свет в конце туннеля.
Никогда не думала, что простой проблеск света может так обрадовать человека!
Я выбралась из-под земли совсем рядом с лабиринтом. Цветы между камней цвели и пахли так сильно, что у меня даже закружилась голова. Я сорвала ближайшую веточку и поднесла её к носу. Как хорошо, что я живая…
Как плохо, что я обманула людей.
Но делать нечего. Надо идти в город и провести проверку. Я узнаю, кто живой, а кто мёртвый, хоть здесь наступит какая-то уверенность. И надо подготовить Ратмира к новости.
Если, конечно, он живой…
— Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Ратмир был живым, — тихо сказала я лабиринту, одуряющему запаху цветов и реке. И пошла искать, куда надо приложить камешек, чтобы активировать мост.
Когда брусья выдвинулись из огромного валуна на берегу, их заметили на городской стене. Дозорные кричали, махали мне, и я тоже помахала им рукой. Сердце сжалось, когда я увидела шапку Ратмира. Побежала по камням, торопясь скорее перейти реку…
Нет, я не свалилась снова в воду.
Я добралась до городской стены и упала в объятия мужа. Его крепкие руки стиснули мою талию, прижали так, что я рассмеялась:
— Ратмир, задушишь!
— Ты жива, любая моя! А мы уж в дыру лазили, чтобы тебя найти!
— Не надо вам в дыру! — я с усилием оторвалась от мужа и оглянулась на дружинников. — Ратмир, надо поговорить. Сейчас же!
— Погоди, любая, спустимся, поговорим! Тебе надо поесть, отдохнуть…
— Нет, ничего мне не надо! Поговорить! Немедленно!
— Вот неуёмная девка…
Он ворчал, пока мы спускались со стены, пока я выбирала местечко поукромнее — подальше от чужих ушей, пока устраивалась на камне. Ратмир сел рядом и обнял меня — так жарко и страстно, что сердце захлестнуло острой тоской. Мне нужно проверить… Сначала проверить, потом всё остальное!
— Постой, Ратмир. Постой, мой князь!
— Говори всё, говори, где ты была!
Я выдохнула шумно, придержала его руки и развязала ворот его рубашки. Распахнула её, приложила ладонь к груди, закрыв глаза. Мне было так страшно, что сердце замерло, пропустив пару ударов. Но дольше ждать было нельзя. Я открыла глаза.
Я уже видела его «богатый внутренний мир». Я знала, где у него шрам от старого ранения, где шрам от стрелы атлантида… Я искала чёрную дыру на месте души…
И не нашла её!
Всё было цело, всё было зелено и здорово!
У Ратмира есть душа, он живой!
— Ох, — только и смогла сказать я. Он заглянул мне в глаза с тревогой:
— Руда, что стряслось? Что ты увидела?
— Всё хорошо. Вот именно сейчас всё хорошо.
— О чём ты хотела поговорить?
— О живых и мёртвых, Ратмир.
Я отстранилась, взглянула на суетившихся по хозяйству женщин, на дозорных. Сердце снова защемило. Кто из них? Кто останется наверху, а кому дорога под землю?
— Я ошиблась, приведя вас сюда. Я ошиблась, вмешавшись в ход истории. Мы не должны были уходить из Златограда.
— И погибли бы там, да?
— Я не знаю. Но знаю точно, что некоторые из нас уже мертвы.
— Как это? Вупыри?
— Да ну тебя, — фыркнула я. — Какие ещё вупыри?! Просто люди, которым нет места на земле.
— Что это всё значит, Руда? Грядёт ещё один потоп?
Я только с досадой поморщилась. Как объяснить ему? Обвела взглядом каменные стены домов, подняла глаза к голубому небу, где уже темнело у горизонта порыжевшее солнце, готовясь ко сну, где тревожно рассекали ласточки, ища пропитание.
Пойму ли я когда-нибудь сама, что со мной произошло и зачем осколок первой жизни забросил меня в это странное время, от которого не осталось ни одного следа в истории, кроме, наверное, груды серых камней где-то под заносами песка в рукаве широкой реки? Пойму ли, какую роль мне уготовили в древнерусском спектакле, где я должна терять и находить, а потом снова терять?
Снова взглянула на Ратмира. Он терпеливо ждал ответа, смотрел на меня пытливо. Я улыбнулась:
— Нет, не будет потопа. Но я не знаю, что случится.
— Кому нет места на земле? Мне? Тебе?
— Нет, нам с тобой как раз есть. Мы живые.
Живые, мёртвые… Эти два слова так меня уже достали, что я разозлилась. Решительно стукнула кулаком по колену и начала:
— В общем, там под землёй я познакомилась с расой… других людей. И ещё я видела всех, кто пропал из города. В общем, дело обстоит так…
И рассказала ему всё, выложила все детали, которые поведала мне Кауэ, за исключением одной — что раса не людей, а змеелюдей. Не стала пугать. Сказала, как и та женщина: «Чернобоговы дети». Ратмир долго думал над моими словами, молчал, хмуря брови, потом кивнул:
— Значит, все, кто ушёл из Златограда, ходячие мертвецы?
— Я ещё не знаю, все ли. Но я могу это проверить.
— Проверь, Руда. Завтра и проверь.
— Может, лучше сегодня?
— Нет, сегодня ты пойдёшь со мной в дом, сядешь у очага и поешь. Потом ляжешь спать. А с утра мы соберём людей и проверим всех.
— Своих-то хоть можно сегодня? — спросила я, едва сдерживая улыбку.
— Неуёмная, рудая, любая… — шепнул он, запустив пальцы мне в волосы. — Айда своих, но потом спать.
Я взяла его за руку и сказала тихо:
— Люблю тебя, мой князь.
— Да какой я теперь князь, ежели у меня больше и народа-то нет, — отмахнулся Ратмир.
— Князь, князь. Пока останется хоть один человек из твоего народа — ты будешь князем. А нет, станешь просто Ратмиром.
Мы пошли к дому — медленно, словно оттягивая момент истины. Мои пальцы ловили тепло ладони мужа, и я радовалась, что он останется со мной, а не закончит свои дни в подземной пещере. Радовалась, ощущая рядом его плечо. Сильный мой, любимый мой, любящий… Мой князь навсегда! Даже если мы останемся только вдвоём.
В доме нас встретил хор голосов, которые кричали все вместе, но почти одно и то же:
— Княгинюшка! Как же ты нас напугала!
— Руда, разве можно так беспечно?
— Травница, умалишённая ты баба!
— Милые мои, — растрогалась я, принимая в объятия сначала Забаву, потом Мыську с Отрадушкой на руках, а потом и Бера. Даже Голуба смахнула слезу с морщинистой щеки, ворча что-то о «княгинях, которые скачут по ямам», и из уст вредной поварихи это было самым настоящим признанием в любви. Муж Забавы, статный бородач-кузнец, подтащил к очагу табуретку, а Вранка, которую в последнее время не было ни видно, ни слышно, молча сунула мне прикрытую рушником плошку. Я открыла, понюхала томлёную репу и улыбнулась сама себе. Боже, хоть бы они все…
