– Такого уговорами не проймешь, – ответил Пашка. – Запугали мы его. Сказали, что, если от него будет пахнуть мышами, сожрет его удав.
– А папа вам билеты в цирк взял! – радостно встретила их Санина мама. – Оказывается, он однажды про цирк писал. Почти десять лет назад. Тогда всюду были перебои с продуктами, и Никулин пригрозил, что выведет тигров на демонстрацию.
Уже вечером, засыпая, Саня вдруг вспомнил: а ведь они даже не узнали, как зовут их нового знакомого. Но вообще-то этому человеку больше всего подходило имя, которым Саня мысленно называл его весь день: художник.
Глава ХVIII
ЧАСЫ И ВИНТОВКА
Перед началом циркового представления и в антракте Пашка все уговаривал Анку сфотографироваться с удавом. Как же он мог упустить такой случай!
В фойе цирка фотографировали даже с верблюдом. Не считая всякой мелочи вроде обезьянки, крокодильчика и этого самого удава.
– Давайте, – не унимался Пашка, – все втроем снимемся. В одной связке. Рядом встанем, и нас опутают удавом. Снимок будет называться: «Вместе до конца». Помните, в учебнике по истории картинка: змея душит мужика с сыновьями?
Саня засмеялся:
– Ты, Пашка, говоришь, как Косой в «Джентльменах удачи» про памятник: мужик в пинжаке! Мужик в учебнике – это Лаокоон.
Пашка отмахнулся. Какая разница? Тут главное – девчонку испугать. Раз выпал случай. Какой мальчишка не воспользуется такой возможностью? Разве только Саня Чибисов.
К тому же их места оказались в первом ряду. В антракте Анка с опаской поглядывала на лежащую пока на манеже тонкую сетку. Пашка успокоил ее:
– Не бойся, как только змей выпустят, эту сетку поднимут.
– Но она же с дырочками, – не поверила Анка. – Разве такая сетка – от змей?
– Все-таки лучше, чем ничего, – рассудительно заметил Пашка. – Ну, может, и не поднимут. Раз с дырочками.
– Хватит, Пашка, – толкнул его Саня. – Сейчас она побежит, а мы ее догонять будем. И никакого представления не увидим.
И почему принято считать, что места в первом ряду – самые лучшие? Может, кому-то и нравится глотать опилки, когда перед носом топочут копытами лошади. Или кому-то интересно видеть на лице клоуна не улыбку, нарисованную гримом, а печальное выражение и усталые глаза… Но это совсем не нравилось Пашке. Ему даже жалко стало, что цирк обманул его ожидания. То есть не совсем обманул – фокусник-то ему очень даже понравился. Но все-таки…
Он покосился на Анку и Саню. Но те хлопали в ладоши и смеялись. А Анка даже пожала лапку обезьянке, когда та здоровалась с публикой. Обезьянка – это ведь не удав!
И вдруг Пашке на колени что-то упало. Он машинально взглянул вверх, под купол: не оттуда ли свалилась туго свернутая бумажка? Но под куполом пока никого не было. А вот по манежу, нагнувшись так, что напоминал бегущую обезьяну, быстро улепетывал Канарейка.
«Надо поговорить. После представления оставайтесь на местах», – прочитал Пашка. Он не стал сразу показывать друзьям записку, чтобы не отвлекать их от того, что творилось на арене.
Фокусники сменяли акробатов, маленькие умные собачки досаждали клоуну, не давая ему сделать очередную пакость. Никаких змей, конечно, не было. Сетка предназначалась для ограждения публики от нескольких довольно ленивых рысей. Они походили-походили по бревнам, прыгнули пару раз вверх-вниз, и представление на этом закончилось.
Цирк сразу взорвался шумом – сначала аплодисментов, а потом просто громких криков, окликов друг друга через весь зал по имени, тарзаньих воплей, еще каких-то невнятных возгласов. Одним словом, несколько сотен подростков создавали именно тот шум, от которого становится дурно любому взрослому. К счастью, во время весенних каникул взрослых в цирке было мало.
– Подождать придется. – Пашка протянул друзьям записку. – Канарейка объявился. Наверное, случайно увидел нас, вот и лезет. Хочет узнать, оставим мы его в покое или нет.
– Так, может, я пойду? – неуверенно спросила Анка. – А вы уж тут сами… А то еще позовет куда-нибудь за кулисы.
– Да там уже все сытые, – в который раз запустил свою шутку Пашка. – Так, понюхают пару раз…
Подколка про удава наконец не сработала. Наверное, Анка устала от нее.
Канарейка, который вместе с другими униформистами убирал с манежа реквизит, выглядел испуганным. Даже больше, чем в прошлый раз, когда его изо всех сил стращали Пашка с Саней. Сейчас они еще не сказали ему ни слова, а он уже суетился и дергался, будто хотел влезть в какую-нибудь щель и затаиться там. Он бегал по манежу, скрывался за кулисами, выскакивал обратно – в общем, ясно было, что он чувствует себя, мягко говоря, неуютно.
– Что это с ним? – заметил Саня. – Вертится, как на сковородке.
– Да решил, что брать его пришли, – предположил Пашка. – Вот и записку кинул, чтобы время оттянуть.
В цирке становилось все малолюднее. К ребятам подошла билетерша.
– А вы почему не уходите? – строгим тоном спросила она. Тут к ним наконец подскочил Канарейка.
– Валентина Федоровна, это ко мне! – воскликнул он. – Мы с ними сейчас за кулисы пойдем.
Анка открыла было рот, но билетерша ее опередила.
– Это кто тебе разрешил, а, Мифа? – напустилась она на Канарейку. – Да они там весь реквизит переломают!
Тот смущенно посмотрел на ребят.
«Хотел показать, что он тут большой человек, – и прокололся», – догадался Саня.
– Мы тебя лучше на бульваре подождем, – сказал он.
– А в прошлый раз мы с ним даже не просто за кулисами разговаривали, а в самом этом, как его… В гадюшнике!
– В террариуме, – поправил Саня. – Змеи живут в террариуме.
– Вот-вот. Этому Канарейке спокойнее, когда рядом какие-нибудь гады шипят…
«Допрыгается Пашка со своими шуточками, – подумал Саня. – До обморока девчонку доведет».
Саня не сразу понял, что же изменилось в Канарейке. И только через минуту после того, как он подошел к ним на Цветном бульваре, Саня догадался: бакенбарды! Они даже не изменились, а исчезли напрочь.
– Потихоньку принимает человеческий облик, – сказал Саня.
– Маскируется, – не согласился Пашка. – Чтобы не узнали! Лучше бы очки свои выбросил.
– С вами? – кивнул Канарейка на Анку.
– Из нашей группы, – небрежно бросил Пашка. – Лучшая ищейка.
От этих слов Анка чуть не подпрыгнула. Что он себе позволяет, это Пашка?! «Лучшая ищейка»! Как собаку представил! Она с трудом сдержалась, чтобы не начать ссориться прямо сейчас, при Канарейке.
– Можно, я вас мороженым угощу? – спросил он.
Пашка хотел отказаться, но потом подумал: а почему бы и нет? Может, Канарейка не решается что-то сказать и поэтому культурно обставляет беседу.
