— Это я, наложница Юй-ши. О?! Ю-юная госпожа?
Ещё одна девчушка-служанка. В руках у девочки глубокая миска.
— Ты принесла маме ужин? — улыбаюсь я.
Я не ела с утра, однако меня это не беспокоит — ци прекрасно заменяет пищу.
Привстав, я протягиваю руки, чтобы забрать миску. Из меня никудышняя нянька, но в честь встречи я могла бы сама поухаживать за мамой. Но как только я вижу содержимое, весь мой благодушный настрой меняется.
— Девочка. Ты действительно осмелилась принести госпоже бульон из очистков?
Служанка шарахается, падает на колени, но при этом ухитряется не только удержать миску, но и не пролить ни капли. Я же в бешенстве. Нет, я понимаю, что девочка действоалва не сама, и едва ли стоит её винить, но зло берёт.
С запястья соскальзывают слабые мамины пальцы, она не смогла схватить меня за руку.
— Цинь-Цинь, не сердись. И-эр не виновата, И-эр очень добрая девочка.
Мама заходится в кашле. Её сотрясает дрожь, с уголков губ текут две тонкие алые струйки. Мама пытается прикрыть кровь платком.
Проклятие!
— Я не сержусь, совсем не сержусь, только не волнуйся, ладно? Мама?
Мама обессиленно сползает на подушку, дышит тяжело, хрипло.
И-эр подаёт голос:
— Юная госпожа, эта служанка не виновата. После того, как наложница Юй-ши переехала в этот двор, главная кухня перестала посылать еду. Ежемесячное денежное содержание тоже больше не присылали. Пока у наложницы были некоторые сбережения и приятные вещицы, всё было неплохо, наложница покупала еду. Но когда сбережения наложницы кончились… Эта слуга не слуга наложницы, эта служанка чистит котлы на главной кухне. Я приношу то, что дают нам, низкоранговым слугам. Наложница Юй-ши когда-то спасла мою сестру, юная госпожа.
Я забираю миску с бульоном, отставляю в сторону и помогаю девочке подняться:
— Я была несдержана и несправедлива, эта госпожа просит у тебя прощения, И-эр.
— Я не смею, не смею, — девочка почему-то извинений пугается больше, чем злости.
— Ты заботилась о моей маме.
Чего тут не сметь?
Девочку следует отблагодарить. Возможно, стоит забрать её и её сестру? Надо уточнить.
Нас снова прерывают, и в этот раз без приглашения врывается мама братца, да ещё и с парой служанок в свите, одна из которых та самая, с серёжками, караулившая меня у предыдущего двора.
— Невероятно! Я слышала, что юная госпожа не сказала и пары добрых слов старшей госпоже, но нахожу её весело проводящей время в обществе простой наложницы. Да ещё и называющей наложницу законной матерью. А ты, — переключается она на маму, — принимаешь и поощряешь!
Я не терялась, чтобы меня находить, ясно?
Мама с усилием приподнимается:
— Старшая сестра, Цинь-Цинь…
— Мама, не трать слов. Сегодня брат снова пошутил, показал мне, какие дохлые молнии он научился вызывать за прошедшие пять лет, а я ответила на шутку шуткой и взорвала его молнию у него же во рту. Конечно же, наложница меня не простит.
— Ха-ах?
Кажется, я сказала что-то не то. Почему у мамы вместо радости полуобморочное состояние?
— Какая наглость! — возмущается мамаша братика.
Я усмехаюсь ей в лицо:
— Наложница, заговорившая о правилах. Я дочь клана Сян, его кровь и плоть, я молодая госпожа этого клана. Ты смеешь не приветствовать меня должным образом?
Раз наложниц госпожами не называют, значит, формально я выше. На счёт реального расклада сил я не заблуждаюсь.
— Эта наложница будет искать справедливости! — она почти лопается от гнева, за которым почти не скрывает предвкушения.
Я прикидываю варианты. Шум сейчас мне точно не нужен. Прибить? Во-первых, мама ещё больше испугается. Я и так по неосторожности вызвала несколько нервных потрясений. Кто же знал? Во-вторых, наложница пришла не одна, а в сопровождении пары служанок, и их мне саму капельку жаль. Куда их девать, если они станут свидетелями применения “призрачных когтей”? У мамы даже верёвки нет, чтобы их связать. А свяжу — вевернутся. В-третьих, клан Сян не удивить убийством. Через мамашу братца я с удовольствием унижу отца.
Убедившись, что наложница не притащила на хвосте теневиков, я выхватываю из рукава три бумажных талисмана с иероглифами сна. Наложница прорвалась через несколько ступеней, в чистой силе она меня превосходит, но ни боевого опыта, ни скорости реакции у неё нет. Получив по талисману, все трое падают.
Я потратила не так много ци, не сгорит одна благовонная палочка, как они проснуться. А чтобы усыпить надолго, сил у меня, увы, нет.
— Цинь-Цинь?
— Мама, они ищут справедливость в своих снах. Не волнуйся, пожалуйста.
— Цинь-Цинь, ты накликала на себя катастрофу.
Мама кашляет. Ей плохеет на глазах.
— Хей, я просто верну их в их двор. Когда они проснутся, им будет нечего сказать. И-эр, помоги маме выпить бульон.
— Да, юная госпожа.
Естественно, тащить три тела невесть куда я не собираюсь. Понятия не имею, где их двор.
Я выволакиваю их в сад, затем подбираю из остатков клумбы разбитую бардюрную плитку и бросаю в колодец — проверяю глубину. И скидываю бессознательную наложницу, предварительно сдёрнув с неё талисман. Проснётся — не утонет.
Даже совершенствующийся, ещё не прорвавшийся ни на одну ступень, от ночи в колодце не умрёт.
Плеск, визг, крик.
Пока служанки спят под заклинанием, я могу беспрепятственно рассмотреть их духовные структуры. Обе девушки явно знакомы с культивированием, поэтому я без сомнений скидываю их следом. Если до прихода помощи они будут медитировать, то даже не заболеют.
— Наложница, вместо того, чтобы заботиться о раненом сыне, ты пришла ко мне в поисках неприятностей. Ты их нашла. В колодце. Скоро тебя хватятся, поэтому тихо подожди, пока тебя отыщут.
— Вытащи меня отсюда немедленно! Ты!
Братик идиот в папу или в маму? В обоих, похоже.
