Мука отражалась на лицах прохожих. Такое чувство складывалось, что все городские жители выглядели старше своих лет, и даже у молодежи под глазами темнела синь, а в волосах проглядывала седина.
Проклятый город.
Эбби смотрела на него через свою «прореху» без особого желания и интереса. Ничего хорошего в ближайшее время она не увидит точно. А, может, и никогда…
Всадники завернули в какой-то дворик, скрытый серыми навесами. Спешились, стащили с седла пленницу. Эбби грохнула каблуками туфель о деревянные доски. Уперла взгляд себе под ноги: серый, заляпанный ссохшейся болотной зеленью подол, такие же туфли – заляпанные, позеленевшие, в грязных разводах.
– Иди за мной, – приказал Хемер и грубо ткнул девушку между лопаток широкой лапищей.
Эбби чуть не упала. Удержалась на ногах, схватившись за седло коня. Спорить не стала, покорно пошла за Хемером.
Тот провел ее длинным коридором в темную комнату, устланную шкурами и коврами. Посреди нее в куче подушек восседал пожилой мужчина с лысой, как южноморская дыня, головой. Золотой шелк лился из-под жирного подбородка по толстым плечам, по шарообразному животу. Перед скрещенными по-восточному ногами исходила паром чайная пиала, тонула в густом ворсе ковра.
– Вот, господин Атаки, старший братец Хед нам на продажу передал. Дворяночка из бедных…
– Дворяночка? – толстяк нахмурил выщипанные в нитку брови. – Не хватится ее родня?
– Родня за болотами, так что не хватится, – успокоил Хемер.
– Она невеста, кажется? Вон, платье, вроде свадебное? – снова засомневался Атаки.
– Ничего страшного. Вся ее родня и жених за болотом остались, и сюда, думаю, не сунутся. Братец Хед об этом не беспокоится, значит, и нам не нужно.
– Хорошо, – Атаки потер друг о друга толстые лапы, – хорошо. Нужно привести ее в порядок и выставить на сегодняшнем аукционе. Шейла! Эй, Шейла! – гаркнул он во всю глотку. На жирной шее даже ком вырос кожаный, как у надувшейся жабы. Пришла женщина, серая, как моль, в шали, похожей на паучью сеть. – Возьми товар, помой, переодень – в общем, в порядок приведи, чтобы на рынке показать не стыдно было.
– Слушаюсь господин, – еле слышно ответила женщина и, сцапав Эбби за запястье, скрылась в темном дверном проеме.
***
Значит, товар…
Теперь она товар. Товар! Это хуже, чем пленница. Это гораздо хуже, чем вынужденная невеста. И Мортигуса с ней больше нет…
Эбби тоскливо потрогала уплотнение в ладони. Камень. Сказали, волшебный, а толку-то с него? Знать бы, что с ним делать, как его колдовскую силу использовать? Или такое только Мортигусу под силу?
Крытая кибитка въехала в торговые ряды. Захрапели лошади, заскрипела упряжь, зашумела толпа. Эбби хотела отдернуть полог, но Шейла, сопровождавшая невольниц на торги, сердито шикнула на нее.
Кроме Эбби в кибитке везли еще двух девушек. Одна из них, рыжая и пухленькая, была не по ситуации жизнерадостной. Ее почему-то не смущало положение рабыни и пленницы. Она болтала без умолку, и из этой болтовни Эбби поняла причину ее благого настроения. Соседка по несчастью оказалась бывшей куртизанкой. Проданная в веселый дом совсем юной, рыжая девица насмотрелась и натерпелась там всякого, так что невольничий рынок ее не особенно пугал, тем более что Атаки, по слухам, продавал своих рабынь не абы кому, а в «достойные знатные руки».
– Хоть у кого-то дела идут в гору, – вымученно улыбнулась Эбби, дослушав рассказ соседки.
– Закрой свой рот и помалкивай, коли хочешь хорошо пристроиться, – рявкнула на рыжую Шейла. – Нечего болтать про такое прошлое.
– Так ведь у меня другого нету, – простодушно развела руками та.
– А ты придумай. Что-нибудь нормальное придумай. Приличное, – Шейла дала дельный совет.
– Тю-ю, приличное! – Метнулись в ответ огненные кудри. – Я ж не монахиня непорочная, чтоб приличное придумывать? Да и девой уж не прикинусь.
– Ну, дык, один грех, не сорок грехов, – нахмурила тонкие брови Шейла. – Про один расскажи, а про остальные молчи рыбой, поняла?
– Поняла, – вздохнула рыжая. – Буду молчать, – и тут же встрепенулась. – А если спросят? Так спросят, что смолчать не получится?
– Ай, ну тебя, уморила спорами своими и переспросами, – Шейла махнула на невольницу пухлой рукой. Звякнули тяжелые браслеты и опали к локтю. – Вот ты ей свою историю расскажи, шоб понятно ей было, паскуде рыжей, как у приличных людей жизнь течет?
Эбби рассказала.
Шейла слушала без интереса, а рыжая девушка, которую, как позже выяснилось, звали Амой, от восхищения раскрыла рот. Уж очень захватывающей ей показалась история. И это Эбби еще про Мортигуса умолчала!
Когда рассказ закончился, Шейла поучительно воздела к потолку кибитки палец, с нанизанными на него желтыми кольцами.
– Вот и ты скажи, что со свадьбы тебя похитили.
– Так я ж не дева, как она, – завела старую песню Ама.
– Так скажи, что похитили аккурат после брачной ночи. Прямо из спальни. Поняла? Вот и все. Больше глупыми расспросами меня не мучай. А ты что же? – Шейла развернулась к сидящей в уголке черноволосой южанке. – Чего нам интересного расскажешь?
Южанка ничего не сказала. Она говорила на другом языке.
***
Когда Эбби вывели на помост, солнце показалось ей непривычно ярким. Просто невыносимым. Отвыкла она от его лучей, да и ситуация, вроде как, не соответствующая. Солнце – это ведь для радостных событий, и никак не наоборот.
Перед выездом Шейла нарядила Эбби в длинный халат с запахом и пояском. Сперва наряд показался девушке странным, такое в ее родной местности не носили, но потом все стало понятно. Едва невольница ступила на высокий помост, Атаки дернул за поясок, и одежда блестящим водопадом стекла вниз.
Эбби вскрикнула, попыталась прикрыться, но разве можно спрятаться от алчущей толпы за парой человеческих ладоней?
– … а вот красавица-невеста из Йорме, молода и невинна! Прошу за нее десять золотых! Кто больше даст?
– Двенадцать!
– Кто больше? Двенадцать золотых!
– Четырнадцать…
– Пятнадцать…
Чем дольше шли торги, тем сильнее разгорался интерес у толпы. Зеваки и покупатели стекались со всех концов рынка. Все теснее и теснее становилось перед помостом.
Появился скупщик Йорен, посмотрел, потер усатое лицо. Раздумывал. Пока он взвешивал да прикидывал, стоит ли покупать невольницу, у края площади началось какое-то движение. Закричали глашатаи, и длинная процессия двинулась к помосту.
– Градоначальник! Градоначальник едет! – раздалось в толпе.
Со своего высокого места Эбби смогла разглядеть пятерых коней, таких белоснежных и высоких, каких никогда не водилось в окрестностях Скорбных болот. На одном из них восседал моложавый русоволосый мужчина лет сорока. Его одежда резала глаза своей роскошью. На пальцах искрились кольца, золотые цепи овивали шею тугими змеями, кулоны и подвески сверкали камнями. Один камень – голубой сапфир в золотом кулоне – сверкал ярче остальных.
