Он спрятал карту, отложив в памяти, что о ней надо будет расспросить отца. Не знал, что за ним наблюдают. Не знал, что Ака, подруга его детских игр, смотрит на него сквозь узкую щель в стене. И что она сейчас не одна.
Девочка с карминовыми губами оторвала взгляд от Конэко. Посмотрела на стоящего в тени мужчину, одетого в черное и фиолетовое, с закрытым лицом и прямым мечом на поясе.
– Мы не можем больше ждать, – шепнул он, и девочка кивнула.
– Я согласна, – ответила она. – Пойду к нашей госпоже.
– Мне оповестить людей?
– Да.
Она отошла от стены, взяла стоящую рядом корзинку с грязной одеждой и спокойно вышла на главный двор. Миновала тренировочный плац справа от себя и сад с озерцом слева. Дозорные кланялись ей, а она вежливо отвечала им поклонами. Хорошо воспитанный ребенок, с которым случилось страшное несчастье. Воины очень жалели ее и ее бабушку.
Она поднялась по ступенькам на крыльцо, сняла сандалии, раздвинула двери и босиком вступила в комнатку. Худенькая старушка горбилась над кипящим котелком, что был подвешен над очагом. Ака небрежно отложила уже ненужную корзинку. Присела рядом со старушкой. В горшочке бурлила коричневая жижа. Рядом, под светлой тканью, были разложены ножи кунай.
Эта комнатка сейчас принадлежала только им двоим. Благородный подарок доброго и наивного господина Фукуро. Ох, как же размяк к старости этот некогда твердый как сталь воин!
– Что с нашим юным господином? – спросила бабка совершено не дрожащим голосом.
– Читает, как всегда.
– А что говорят мои Воробьи?
– Я только что встретилась с одним из них. Они говорят, что надо ударить сейчас.
– Вот и я так думаю. – Она откинула ткань, обнажив удлиненные острые ножи. Привычным движением собрала их и окунула лезвиями в содержимое горшка. – Скажи мне, Ака, тебе нравится наш юный господин Конэко?
Девочка заколебалась. Сжала карминовые губы, будто боясь сказать что-то, о чем потом пожалеет.
– Он всего лишь часть нашего задания… – ответила она наконец. – Не имеет значения, нравится он мне или нет.
– О нет, моя Хиира-но Ёсэ. – Бабка пристально взглянула на девочку. – Он вовсе не какая-то «часть»… Этот мальчик – спасение для Ниппона. Наше спасение. То, как мы к нему относимся, имеет огромное значение. Мы обязаны его любить!
Котелок кипел. В нем пенилась коричневая отрава.
Хотя далеко на востоке и виднелись тяжелые темные тучи, но над местом битвы при Гнилом Лесе светило солнце. Вот только то, на что ему приходилось смотреть, было таким, что имей золотой диск разум, он, скорее всего, спрятался бы за завесой облаков.
Как долина внизу, так и холм были распаханы сотнями ног и копыт. Зелень превратилась в лужи кровавой грязи, в которых валялись скрюченные тела погибших.
Трудно было сказать, кто же выиграл битву. Змеи понесли страшные потери, но погибло и много воинов клана Нагата. Человеческие и конские тела валялись от подножия холма до стены леса и дальше, уже под кронами деревьев. Многие из тел были изуродованы. Там, где бой шел особенно яростно, лежали целые груды тел. Среди этой жуткой картины суетились черные от крови и грязи воины клана Нагата, добивающие раненых врагов и собирающие своих павших товарищей.
Оглушительный смрад поднимался над полем битвы к небесам.
Кицунэ Хаяи сидел под деревом и смотрел вниз, играя на флейте.
Он старался сыграть ту же самую мелодию, которую играл в Лесу Предков, – песню славы погибшим героям. Вот только пальцы его были слишком уставшими, а горло пересохшим. Легкие, надорванные во время боя, не позволяли ему правильно дуть в инструмент, так что мелодия получалась грустная, полная скорби и слабеющая с каждой нотой.
В конце концов он отложил флейту и коснулся ноги, по которой его ударили яри. Ему невероятно повезло! Наконечник не пробил панциря и поножей, благодаря чему Кицунэ отделался всего лишь синяком. В противном случае через день или два он в муках скончался бы от яда, как должны были вскоре погибнуть его раненые товарищи.
Зашу предал, это было ясно. План битвы предполагал имитацию отступления, фальшивую панику – лишь для того, чтобы враги спустились с холма, где их можно было бы добить контратакой. Эта часть плана вполне удалась.
Но вот когда удар был остановлен в лесу, помощь асигару могла бы переломить ситуацию.
А этот подонок Зашу просто приказал людям отступать.
И да, их потом обнаружили! Зашу притащил своих асигару, не догадывающихся об измене, прямо под стволы вражеских стрелков. Там они почти все и погибли – вот только тела самого Зашу не нашли.
А значит, изменник выжил!
Хорошо, что самураи не клюнули на фокусы этого мерзавца! Увидев странный маневр асигару и все еще идущий в лесу бой, воины решились на отчаянную и, возможно, самоубийственную атаку. Атаку, которая спасла самого Кицунэ… и его неожиданного помощника. Асигару, который вдобавок не выполнил приказ своего офицера.
И именно этот асигару взбирался сейчас по склону холма к сидящему под деревом шомиё. Когда же он достаточно приблизился, то покорно встал на колени и склонился, как и положено простому солдату перед своим командующим.
– Господин, – сказал ополченец, – ты вызвал меня.
– Да. Поднимись, поднимись с колен… Кентаро!
Мужчина встал, по-прежнему не поднимая взгляд от окровавленной почвы. Командир наконец-то присмотрелся к нему внимательней, особенное внимание уделяя оружию на боку мужчины. Катана Кентаро была изготовлена мастерски, гораздо лучше, чем штатные мечи ополченцев. Красная оплетка рукояти, цуба того же цвета, выполненная в виде двух плывущих карпов. О да, это была великолепная работа… Каким чудом она оказалась у простого асигару?
– Ты не выполнил приказание своего офицера, – заметил Кицунэ, внимательно наблюдая за реакцией воина.
– Да, господин, не выполнил.
– Значит, ты знаешь, что тебе полагается наказание. Безжалостное наказание.
Хаяи ожидал в ответ молчания или негромкого протеста, но воин лишь кивнул.
– Да, господин. Я осознаю это и готов понести наказание, – ответил он.
Кицунэ даже встал.
– Ты за дурака меня принимаешь? – воскликнул он.
– Нет, господин! Ты мой командир. Военачальник. Шомиё моего даймё. Я выполню любой твой приказ.
– И ты принял бы наказание? Даже несправедливое? Ты нарушил приказ… но это был приказ изменника, а ты спас жизнь своему шомиё. И, несмотря на это… несмотря на это, ты принял бы наказание?
– Да, господин. Всегда.
Хаяи покачал головой. Честь этого человека была достойна удивления. Кицунэ считал себя верным и преданным, но это… это было что-то невероятное! Преданность столь глубокая, что граничила с безумием. И глупостью.
